Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но украинцы не растерялись! Они, в свою очередь, знали о слабом месте своих партнеров по переговорам. Немцам и особенно австрийцам нужен был хлеб, и как можно скорее. И украинцы засели за подготовку собственного проекта. К шести часам утра следующего дня текст был готов – и, ознакомившись с ним, Чернин отказался от своих ультимативных требований и согласился рассмотреть украинский проект{1300}. Гофман впоследствии вспоминал:
During those days I often admired the young Ukrainians. It is certain that they knew that the possible help from Germany was their last hope, that their government was but a fictitious conception; nevertheless, they held to the demands they had succeeded in obtaining and they did not give way a finger’s breadth in all their negotiations with Count Czernin[69]{1301}.
Такая неожиданная неуступчивость украинской делегации привела к задержке еще на несколько дней. И в эти дни обе стороны пытались понять, что происходит в Киеве. В ночь на 22 января (4 февраля) Ленин разослал из Петрограда радиограмму, в которой утверждал, будто «Киевская Рада пала. Вся власть на Украине в руках Совета». В Бресте ему не поверили – и правильно сделали. Вечером 22 января (4 февраля) Голубович и Александр Шульгин вышли на связь из Киева, подтвердив тем самым, что Рада при власти. Прошло еще три дня, в течение которых представители Центральных держав уточняли свои собственные позиции (между Германией и Австрией не было полного единства), советская делегация пыталась убедить немцев и австрийцев, что украинского правительства уже не существует и поэтому заключать договор с украинцами бессмысленно… а Муравьев штурмовал Киев.
Кульминация наступила вечером 26 января (8 февраля). В то самое время, когда последние украинские войска уходили из Киева, австрийцы сообщили Троцкому, что договор с украинцами готов к подписанию. Глава советской делегации, по их наблюдению, был очень подавлен услышанным. «Договор с Радой готов. Подписания его можно ожидать с часу на час. Только точные и проверенные данные, что Киев в руках советской власти, могли бы помешать этому», – телеграфировал он Ленину, но не прямо, а через Псков, поскольку немцы позаботились о том, чтобы прямой связи Бреста с Петроградом не было. Того же числа, в 10 часов вечера, Муравьев передал радиограмму: «Киев освобожден. Героическая борьба украинских советских войск закончилась полной победой… Члены так называемой Центральной рады скрываются… Народный секретариат Украинской республики переезжает из Харькова в Киев». Теперь это был не блеф. Но… в Бресте эту радиограмму не получили.
Дальше счет пошел чуть ли не на минуты. Из Бреста запрашивали Петроград: «Троцкий ждет сведений о киевской Раде. Сообщите скорее». Оттуда ответил Сталин: «Рада киевская пала, власть в руках Советов». В ночь на 27 января (9 февраля) он же, от имени Совнаркома, сообщил:
Официально до восьмого февраля весь Киев за исключением Печерского района находился в руках Совета. Остатки отрядов киевской Рады оборонялись в Печерском районе, вчера, восьмого февраля в десять часов ночи получили из Киева от главнокомандующего Муравьева официальное сообщение о взятии Печерского района, бегстве остатков Рады, завладении всеми правительственными учреждениями… Это было вчера, в двадцать часов 8 февраля от Рады не осталось ничего, кроме печального воспоминания. Это сообщение передано в П[етроградское] Т[елеграфное] А[гентство] и разослано по радио. Как видите, делегация киевской Рады в Бресте представляет пустое место…
Около двух часов ночи Сталин передал новую информацию – о том, что в одиннадцатом часу вечера, то есть четыре часа назад, Народный секретариат сообщил об «окончательном изгнании из Киева бывшей Рады» – и добавил от себя:
Если немцы затевают <…> договор с мертвецами, то пусть знают, что они сделаются посмешищами всего мира… Своими хитросплетениями с проводами [то есть отключением связи в момент, когда им это было выгодно. – С. М.] немцы могут скрыть истину, скажем, на один день, заключая фиктивный договор с мертвецами, но неужели не понятно, что шила в мешке не утаишь.
Но действия немцев и австрийцев, разумеется, определялись не тем, что по этому поводу думал Сталин, а их собственными интересами. Вполне возможно, они уже понимали, что дела Рады плохи. Но им по-прежнему нужен был украинский хлеб, а от возможности закрепить раскол в стане врага – и получить еще одно средство давления на советскую делегацию – было бы странно отказаться.
К утру информация о положении дел в Киеве, вероятно, получила бы широкое распространение, и представители Центральных держав оказались бы в неудобном положении. И они не стали ждать утра. Около двух часов ночи на 27 января (9 февраля) – примерно в то же время, когда Сталин диктовал телеграфисту пассаж о «фиктивном договоре с мертвецами» – Брестский мир между Центральными державами и Украинской Народной Республикой был подписан{1302}. Если бы дело происходило сегодня, с современными средствами связи, – украинцам пришлось бы смириться с двойным поражением. Но тогда они выиграли гонку со временем.
Подписание Брестского мира с Украиной. Сидят в середине, слева направо: граф Оттокар Чернин (Австрия), Рихард фон Кюльман (Германия), Васил Радославов (Болгария)
Подписание Брестского мира с Украиной. Слева направо: генерал Бринкман, Николай Любинский, Николай Левицкий, Александр Севрюк, Генерал Гофман, Сергей Остапенко
Медаль в честь Брестского мира с Украиной. 9 февраля 1918
Медаль в честь Брестского мира с Украиной. 9 февраля 1918
Теперь украинскую армию ждали новые союзники – вчерашние враги; а киевлян, к которым пришла третья по счету власть, ждали «окаянные дни».
Примечания
1
«Ход революционного движения в Петрограде», Биржевые ведомости, 5 марта 1917.
2
«Cобытия дня», Киевлянин, 23 февраля 1917.
3
В. Шульгин, «Киев, 24-го февраля 1917 г.», Киевлянин, 25 февраля 1917.
4
«Обострение продовольственного вопроса в Петрограде», Киевлянин, 26 февраля 1917.
5
А. Билимович, «Фондовая биржа», Киевлянин, 22 февраля 1917.
6
А. А. Гольденвейзер, «Из киевских воспоминаний (1917–1921 гг.)», Архив русской революции, издаваемый