Подчинённые командиры Великой Тени стояли полукругом за его спиной. «Желал бы я знать, о чём они думают, — размышлял я. — Но с Итаяса на сегодня хватит внимания».

— Требуйте, государь, — с достоинством сказал бесфамильный.

— Объясните, зачем вы явились на заседание Военного совета.

Кайсен недоумённо нахмурился. Он словно не ожидал такого вопроса.

— Вы заключили договор с принцем Раатом, — осторожно сказал Великая Тень. — Вы пожелали обнаружить своё присутствие в Рескидде, государь. До этого вы находились под охраной Южного луча. Я счёл, что если государь являет своё лицо, то окружать его должны уже не тени. Поэтому я сообщил обо всём благородным дворянам. Я ошибся?

И он стал опускаться на колени.

Всякая тень, сумевшая вырасти хотя бы до серого ранга, отменно владеет актёрским искусством. Пошатываясь и цепляясь за клюку, Кайсен разыгрывал старческую немощь так достоверно, что мне хотелось прервать этот спектакль и дозволить старцу стоять на ногах. Но я промолчал.

— Я смиренно жду кары, — наконец, прошелестел Кайсен, склонившись.

Я встал, повернулся спиной к окну и заложил руки за спину.

— Почему кары? — раздельно спросил я. — Вы блестяще выполнили свою работу, господин Кайсен. Я благодарен вам. Я предлагаю вам награду.

— Награду? — Кайсен улыбнулся. — Что же это за награда, государь?

Сверху вниз глядя на коленопреклонённую тень, я отчётливо выговорил:

— Уленакеста.

Кайсен оцепенел.

Уленакеста, ядовитое сердце чёрного Улена, где веками ради корысти и власти брат убивал брата и сын — отца; великая уаррская крепость, вторая по славе после серебряной Данакесты…

Родовой замок Андро Улентари.

Держава уставилась на меня с ужасом. Она наверняка вспомнила, как я говорил о наградах, которых иные господа не получат; Эррет не понимала, почему я переменил своё мнение и что я затеял, и всё же она смолчала. Аргитаи разделял её чувства. Князь Мереи посуровел, но он доверял мне и в неуместных разъяснениях не нуждался. Эрдрейари облокотился о стол и с любопытством разглядывал своего недруга; Великий мертвец оказался проницательней прочих и собирался развлечься.

Тени сторон света точно выцвели; лица их утратили всякое выражение.

Итаяс улыбался.

— Что?.. — прошептал бесфамильный.

— Андро Улентари! — сказал я громко и ясно. — Я верну вам имя и земли. Вы станете главой княжеского дома, второго в империи после дома Данари.

— Что? — беспомощно повторил Кайсен. Он часто моргал: глаза его заслезились. Старик поднял лицо, и я увидел, что нижняя челюсть его трясётся от волнения.

— Теперешний глава дома Улентари, ваш внучатый племянник Сандо, осуждён за измену. У него не будет наследника. Владения дома Улентари после его смерти перешли бы в распоряжение Данакесты, но я предлагаю вам награду — и жизнь вашему дому.

— Государь…

— Встаньте.

Он поднялся мгновенно; жилистое тело старика вытянулось как струна, дыхание его участилось. Он не отрывал от меня потрясённого взгляда. Навершие его трости ходило из стороны в сторону — так дрожали руки Великой Тени.

«Это его мечта, — подумал я. — Он мечтал об этом семьдесят лет».

— Как глава дома Улентари вы войдёте полноправным членом в Государственный, Военный и другие советы империи. Если у вас есть дети и внуки, они унаследуют ваш титул и княжество.

Кайсен хрипло, со свистом дышал, желтоватые белки глаз наливались кровью, и мне подумалось, что в права наследства его предполагаемые дети могут войти довольно скоро. Забавно будут смотреться бывшие ранговые тени среди истинных дворян. Атмосфера определённо накалится…

— Но вы станете последней Великой Тенью Уарры, — закончил я.

Повисло молчание.

Эрдрейари подпёр подбородок ладонью; вид у генерала сделался необычайно добродушный. Держава скрестила руки на груди.

…Эти слова всю жизнь хотел сказать мой отец. Всю жизнь он положил на то, чтобы я мог однажды произнести их, и ради них он погиб. Он переворачивал горы бумаг, дышал пылью департаментов и вникал в ухищрения крючкотворов. Он создал Кодекс Данараи, а я ставлю дешёвый, но красивый спектакль. Хотел бы я знать, что отец выбрал своим посмертием. Если он ещё не родился вновь, то, может быть, видит это.

Кайсен смотрел с вопросом. Он словно не расслышал меня.

— В тот момент, когда вы сложите с себя полномочия, шестое сословие будет упразднено, — ровно произнёс я. — Вы предоставите полную информацию о своих бывших подчинённых, князь. Из них будут сформированы отдельные армейские подразделения.

Теней будто подбросило. Данва, белая как мел, вцепилась пальцами в плечи. Ларра обречённо прикрыл глаза — он сожалел о товарищах, но за себя явно не боялся. Анартаи покосился на него, точно ища поддержки, и нервно облизнул губы.

Аргитаи просветлел лицом. Черты Онго озарились хищной улыбкой: армейские подразделения, будь они хоть сто раз отдельными, безусловно подчинялись главнокомандующему, генерал получал в своё распоряжение огромное количество высококлассного пушечного мяса. Помнится, он хотел выжечь «скорпионник», но, думаю, моё решение понравилось ему больше.

Кайсен медленно осознавал, что именно ему предложили.

Спустя много десятилетий услышав своё настоящее имя из чужих уст — из уст императора — он на мгновение утратил способность рассуждать здраво. К счастью для себя, дара речи он тоже лишился и не успел сказать необдуманных слов.

Можно убить змею. Можно надломить ей хребет и продолжать пользоваться её ядом.

Изначально я рассчитывал на первое, но узнав от Итаяса, какое решение примет Кайсен, решил, что второе, пожалуй, дальновиднее.

Великая Тень стиснул пальцы на набалдашнике трости.

Ларра и Анартаи обменялись короткими взглядами.

…ему почти восемьдесят лет. Ему не так долго осталось жить. Дворяне не примут его в свой круг. Пусть предательство для тени — деяние обыденное и непредосудительное, но такого предательства даже бесфамильные не могут вообразить. Целое сословие, целая армия, потаённая империя — сотни тысяч людей будут обречены на жалкую и мерзкую смерть. Пожалуй, старый князь Улентари проживёт меньше, чем мог бы, и проживёт изгнанником, ненавидимым и презираемым всеми. Такова цена Уленакесты.

— Вы жестоки, государь… — свистящим шёпотом сказал господин Кайсен.

А Андро Улентари улыбнулся — растерянной, беспомощной улыбкой.

— Я четвёртый сын в побочной ветви, — проговорил он. Княжеская гордость прозвучала в этих словах. Андро всегда помнил, кто он такой. — Я никогда не мог рассчитывать на княжеский стол. Я благодарю вас за эту великую честь, государь. Но я не имею прав на Уленакесту. Я стар. Дозвольте мне прожить остаток жизни в том сословии, которому я обязан всем.