Силы покинули его, и он упал на подушки. Ирина вытерла пот с его лба и ложкой влила в рот немного воды.

— Послушай, тебе не кажется, что от меня тоже кое-что зависело?

— Нет, — уверенно ответил Рэмси. — Ни одна женщина не знает, что для нее лучше.

— Ах вот как? Теперь послушай меня, ладно?

Рэмси усмехнулся.

— Во-первых, забудь об этих воротах и святых, пока ты еще здесь. Но в одном ты прав: сейчас мы можем поговорить о том, о чем раньше было бы тяжело. Так вот, я заявляю тебе: от Лоренса не было больше пользы. Я никогда не отрицала, что Лоренс великолепно ко мне относился, я знаю, это тебя тяготило. Мне было бы намного легче, если бы он бил меня и оскорблял, тогда у меня был бы повод сбежать от него. Признаюсь, я не была благодарна ему в полной мере. Ты говоришь, что самым тяжким твоим грехом было то, что ты увел меня у Лоренса? Так вот, моим самым тяжким грехом было то, что я от него ушла. После нашего расставания я уже никогда не была прежней. Я больше не могла быть о себе хорошего мнения. Я любила Лоренса. Прости, тебе непросто это слушать, но я и сейчас люблю его, хотя тебе совсем не стоит ревновать. С другой стороны, если бы я не поцеловала тебя тогда у бильярдного стола, то моя жизнь лишилась бы самых счастливых моментов. Я сейчас говорю не о том одном поцелуе, а обо всех. В том, чтобы целоваться с тобой и заниматься сексом, было такое… Если ты думаешь, что меня привлекает в тебе лишь член, вспомни, как ты шел ко мне в Пурбек-Холле, в черном кожаном пиджаке… Видя, как ты отправляешь красный в лузу, слышать, как Клайв Эвертон говорит, что этот удар был просто поразительным… А как вы с Кеном Доэрти пели о снукере? А то выражение лица, что появилось на лице мамы, когда ты подарил ей машину? Ваши танцы с Чарли Паркером в «Плазе»… Это все стоило бы всего комплекта, как ты говоришь. Ссоры, одинокие ночи, внезапное осознание того, что у нас нет денег. Не уверена, что ради этого стоило ранить чувства Лоренса, но я скажу так: теперь я могу думать о себе не как о святой, а как об обычной женщине со своими недостатками. Это стоило даже того, что происходит со мной сейчас. Я не перестаю надеяться, что ты все выдержишь, любимый, даже если тебе предстоит еще более сложное лечение. Но даже если нет, я бы все равно поцеловала тебя в твой сорок седьмой день рождения. Даже если бы я знала все, что знаю сейчас, я бы прижалась к тебе и поцеловала тебя у бильярдного стола и охотно приняла бы все последствия, как хорошие, так и плохие.

Кажется, уже в середине ее монолога Рэмси провалился в сон.

В свете 11.09 все казалось глупым. Ужинать казалось глупым, покупать бумажные полотенца — глупым. Иллюстрации казались глупыми. Помнить, что по понедельникам сериал начинается в десять, казалось глупым, но они все равно помнили. Особенно тяжело было уделять время мелочам; чем незначительнее дело, тем сложнее его выполнить. Только одно не оставалось забыто, чему не позволено было засохнуть, как кусочкам еды под плитой, которые даже мыши не грызут, — это работа Лоренса. Раньше она казалась Ирине бесполезной и глупой, но не сейчас. Лоренсу было немного стыдно, что несколько лет назад он заявил в интервью, что «некоторым удается получить выгоду из свершившегося». Он в течение многих лет выбирал одну и ту же комбинацию и наконец выиграл. Терроризм уже не был надуманной побочной темой. Специализация Лоренса стала одной из главных в тот момент, когда рухнули башни-близнецы.

Их участие в событиях 11.09 было скромным, как и миллионов ньюйоркцев. Они просто были в тот день в городе; они не потеряли друзей и родных. Однако Лоренс присвоил себе право собственности на эту тему. В то время как большинство его коллег считали разговоры о терроризме скучными и бесполезными, он сделал ставку именно на это и, как ни чудовищно это звучит, был вознагражден.

Лоренс был востребован. Он стал опять появляться в тех же программах, в которые его приглашали после заключения Соглашения Страстной пятницы, только сейчас он рассуждал о новой проблеме планетарного масштаба, а не о событии, значимом лишь для маленькой части этого мира. Его статьи напечатали «Уолл-стрит джорнал» и «Нью-Йорк таймс». «Саймон энд Шустер» заключило с ним договор на книгу о «новой» версии «старого» терроризма и выплатило вперед шестизначную сумму. Он получил повышение в «Блю скай», где внезапно обеспокоились возможностью его потерять.

Таким образом к началу 2003 года Ирина и Лоренс стали людьми вполне обеспеченными, и в трехкомнатной квартире им стало тесно. Несмотря на рост цен на рынке недвижимости — за пять лет цены на недвижимость в Лондоне удвоились, — Ирина выступила с предложением купить дом. Она выяснила, что недалеко от дома Рэмси в Хакни или Майл-Энде еще можно найти достойные внимания предложения.

Ответ Лоренса напомнил ей о том, как шесть лет назад он отреагировал на ее предложение пожениться. Он произнес ту же самую фразу: «Ну, если только ты настаиваешь, в противном случае я не вижу смысла». Ирине не показалось это случайным. В наши дни каждый вправе уклоняться от вступления в брак, когда лачуга в восемь квадратных метров в Саффолке без туалета и ванной стоит двести пятьдесят тысяч фунтов — четыреста тысяч долларов. Таким образом, в современной городской жизни инвестиции в недвижимость возможны лишь в браке — настоящем браке, не допускающем побега. Неудивительно, что Лоренс пытался на этот раз увильнуть. Но ведь они вместе почти пятнадцать лет, пора ему уже приобрести уверенность.

Настало утро Дня святого Валентина. По сложившейся традиции они обычно говорили друг другу: «С Днем святого Валентина!» — и целовались. Отвратительная традиция, и в этом году Ирина решила все изменить к лучшему.

Лоренс взял пиджак и направился к двери, но она его остановила.

— Не надевай этот пиджак. Забыл, у него на лацкане жирное пятно? — Он пытался протестовать, но она была настойчива. — Если я отнесу его сегодня в чистку, то он будет готов к интервью в твоей любимой программе «Диспетчер». Кроме того, ты стал большим человеком в «Блю скай» и должен выглядеть соответственно, а не как бродяга.

— Нет! — закричал Лоренс, и Ирина отпрянула от неожиданности. — Я спешу, забыла? На интервью я надену что-то другое.

— Лоренс! — подбоченилась Ирина. Как же с ним непросто. — Я делаю тебе одолжение, предлагаю отнести пиджак в чистку. Кроме того, пятно большое и заметное. Надень синий пиджак, он подходит к этой рубашке.

Лоренс остался стоять с таким лицом, словно был загнанным в угол зверем. Ей было не понять, почему предложение надеть другой пиджак воспринимается им как травля. Траурно-медленно он снял пиджак, при этом у него были глаза человека, неудачно решившего перебежать улицу и угодившего под машину. Она попыталась забрать его, Лоренс удерживал, не желая расставаться, они едва не порвали пиджак по швам.

Ирина уступила своей прихоти и приняла решение отправиться прямо утром в магазин «Эн Саммерс». Возникшая идея была похожа скорее на шутку (как выяснилось, дорогую шутку), нежели на серьезное желание разнообразить их сексуальную жизнь, все же еще не превратившуюся в рутину настолько, чтобы новый штрих был революционным, как строительство второго Ватикана. Разумеется, она не думала об откровенном эротическом белье, Лоренс называл бы его «рискованным», как в фильме «Шоу ужасов Рокки Хоррора», но надеялась, что кружевные черные трусики возбудят его интерес. До настоящего времени Ирина так и не поняла, что может его завести, но одно она знала точно: если откровенное белье и возбуждает Лоренса, он никогда в этом не признается.