— Вали нахрен из моей жизни!

И действительно хотела, что бы он свалил и больше не возвращался никогда.

— Не стоило... Слышишь?! Не стоило оно того! — сорвалась девушка, в порыве всплеска содрав клеёнку со столика, отправив на пол какие-то детали, — Зачем?!

Кем они были — если так подумать? Микробами в масштабах Вселенной, а если в истории? Точкой невозврата, ролью, про которую говорил Лёха и никем более. Жаждали свободы, задыхались в порыве восторгов. Ловили первые лучи солнца, шатаясь пьяной компанией по улицам и смеялись. Верили — их обойдёт стороной, они готовы ко всему, раз столько пережили. Они ведь знают как устроен мир, знают, что система создана ломать и бросать с разбегу об стену. Всё знают, всё под контролем — денег достаточно сейчас, а что будешь дальше — хрен его знает. Жили одним мигом и сгорали, тухли стремительно, но всегда пылали вновь.

Бред, что спичку нельзя повторно поджечь. От другой — можно.

А сейчас спичек не было. Была многоразовая зажигалка, ментоловые сигареты, тарелка с краской и кисточка. Призрак стояла перед зеркалом в прихожей, напряжёнными руками упиралась в раковину и смотрела на себя злобными, опухшими от слёз глазами.

Чёрное солнце тоже померкло, как это бывает со звёздами — взорвалось, волной разнося свой последний, убийственный свет и исчезло.

Крик скрывался, прятался под вороньим крылом, убивал протест, оставляя глухое отчаяние и пустоту.

Это не правильно. Так не должно быть. Дикий не должен был выходить без оружия, Актёр — пить кофе с незнакомцем, Изабель — бросаться на амбразуры. Герасим не должен был бросаться следом, гонимый гневом и горем, а Марципан — попадаться омоновцам, как и Меланхолия. Лёхе следовало не играть в героя и слить фотографии документов через левый аккаунт в сети, Доктору — отправляться в одиночестве за лекарством. А Ворона нужно было отговорить от идеи пристрелить этого ублюдка, хоть наручниками к батарее приковать, хоть верёвками. Ташу нужно было запереть дома.

Призрак поджала губы, криво ухмыляясь. Всё так просто, если подумать. А человеком она остаться не смогла.

Часов в этом доме не было. Призрак сидела на кровати, глядя перед собой. Не плакала — просто непроизвольно катились слёзы, а в груди образовывалась сосущая пустота, доводящая до предела. Она думала о том, что у Ворона на кухне есть автомат. И ещё стволов распихано и разбросано не то что бы много, но достаточно. Можно взять, пойти куда-нибудь и просто покончить со всем этим. Просто так уйти будет не правильно, а сделать что-то яростное, в своём стиле. Безбашенное и дерзкое. Немного изменить внешний вид, не краситься наконец, а волосы уже и без того чёрные. Её не узнают, если будет прятать лицо от опознавательных камер, получится пройти в здание СК, там будь что будет. Её либо убьют, либо повяжут, но Призрак заберёт с собой как можно больше этих уродов. Обещать всё равно уже нечего и некому.

Призрак не хотела умирать. Так же, как и несколько лет назад, цеплялась за любые доводы, хотела вгрызться этой жизни в глотку и рвать, рвать, рвать, пока наконец не обретёт потерянного покоя. Всё своё существование Призрак выживала, даже в самые тёмные времена старалась видеть свет и идти на него. Разными, не всегда хорошими способами, но оставляла за спиной других и не оглядывалась. Оставалась одинока в любом случае, как и сейчас.

До настойчивого стука в дверь.

Подорвалась тут же, не раздумывая, даже прислушиваться не стала. Распахнула скрипнувшую дверь и застыла, глядя на растрёпанную Ташу. На одном выдохе схватила за руку, втянула в квартиру и прижала к себе, прерывисто дыша. Подруга прижалась в ответ, вцепившись в Алису как в последнюю соломинку и затряслась. Так и стояли — с незакрытой дверью, две рыдающие, находящие друг в друге смысл и убеждение — «Вместе до конца».

— Прости меня, прости, прости. Я должна была, — судорожно шептала Алиса, положив подбородок Таше на макушку и жмурясь. — Должна была защитить, не дать... Я обещала, Таш, прости меня, пожалуйста, прости...

— Всё хорошо, — так же судорожно отвечала Таша, всхлипывая.

У Таши был отодран рукав куртки, новый синяк на скуле и ватные от волнения и страха ноги. Она хотела сначала пойти уже домой, к бабушке, совсем отчаявшись, но что-то не дало — решила проверить. Вдруг? Слабая надежда угольком томилась где-то там, где жила у неё истерзанная душа.

— Алис, — она подняла голову. — А что сейчас?

Алиса нахмурилась, забрала прядь пушистых волос подруге за ухо и последним усилием воли выдавила улыбку.

— Не знаю. Придумаем. Обязательно.

***

— Гляньте-ка! — ахнула Дарья Павловна, прикрыв рукой рот, а вторую прижав к груди, — Кошмар какой! Ужас! Животные...

Сказала, но поздно признала в увиденном нечто отдалённое знакомое.

Таша сидела за столом на тесной кухонке, гипнотизировала тарелку с горячим супом и надеялась, что он исчезнет сам по себе. Заторможенно подняла взгляд, сначала ничего не поняла, а затем всё внутри сжалось, внутренности скрутило раскалёнными жгутами и девушка судорожно сглотнула. Пусть и видела уже, но всё равно каждый раз не могла реагировать по другому. Алиса рядом даже взгляда не подняла.

С экрана телевизора, не здорово патриотичным голосом, вещал диктор.

— На прошлой неделе, с хаосом, в который ранее погрузилась культурная столица, было покончено. Силовые структуры успешно справились со своей задачей. Экстремизм был пресечён на корню! Двое этих молодых людей посмели организовать жесточайшую расправу над Главы Учредителя Законов и ввести Единый народ в заблуждение поддельными результатами голосования .

Таше хотелось исчезнуть. Всё, что угодно, только бы не видеть этого. Там, крупным планом показывали два мёртвенно бледных лица.

— Их тела провисят на Площади ещё неделю, что бы все могли убедиться в компетентности Единого Государства! Они — те, кто наглым образом посмел нарушить покой граждан!...

Лёха всё ещё оставался собой — застывшем, будто напряжённым, а лицо Ворона оставалось таким же правильным, с острыми, немного пугающими чертами.

Таша медленно поднялась из-за стола, прошла мимо застывшей бабушки.

— Тань...

— Не трогайте её, Дарья Павловна, — хрипло попросила Алиса, затолкав рвущую боль поглубже. — Лучше не надо. И телевизор выключите — всё равно бред один крутят.

Таша остановилась уже в своей комнате, оказавшись в темноте. Долго стояла так, чувствовала, как душу стягивают цепи и старалась забыть. Прогнать этот чёртов образ родных лиц, врезавшийся теперь в сознание накрепко. Она же всегда забывала, могла. Не помнила имён, лиц, улиц и моментов — а этот пристал крепко, вцепился и не желал покидать.

Любой проигравшей революции нужны козлы отпущения. Властям даже не потребовалось искать — двух друзей оказалось достаточно. Даже на Алису ориентировки уже не рассылали. Всё на лицо, всё слишком явно и Таша разрыдалась, падая на колени. Едва ли не выла от боли, не знала куда себя деть. Потом вскочила, трясущимися руками принялась рыться в давно забытой коробочке, достала из неё лезвие, оголила левое предплечье и полоснула по уродливой коже. Смотрела, как выступает кровь, как растекается, а губы у неё дрожали. Да и саму девушку била крупная дрожь.