числа дел, отброшенных во имя одной девочки. С тем же самоедством, что правит его мыслями об убийстве Латонии Уоллес, он будет гадать: не стоило ли посильнее колоть того пацана в Западном КПЗ в январе, заявившего, будто знает одного из стрелков с Голд и Эттинг? Будет гадать, не стоило ли быть жестче с подружкой Брэкстона, вроде бы нисколько не огорченной его убийством? И точно так же будет гадать насчет слухов, которые сейчас подсовывает сестра Теодора Джонсона и которые никто толком не проверит.

Да, можно было бы спихнуть дело на младшего следователя. Вернон Холли присутствовал с ним на месте преступления и, скорее всего, понял бы правильно, если бы Пеллегрини отмазался от вызова, чтобы не отвлекаться от Латонии Уоллес. И все же Холли новенький – черный детектив с большим стажем в отделе ограблений, переведенный на место Фреда Черути. Пару недель назад он уже выезжал на убийство с Риком Рикером, но для полноценной профориентации этого маловато – даже такому опытному следователю, как Холли. Группе и без того не хватало человека: после шести лет в убойном Дик Фальтайх по собственному желанию ушел в отдел сексуальных преступлений. Количество трупов наконец сказалось на Фальтайхе – детективе талантливом, но тем не менее с каждым годом выезжавшем на вызовы все реже и работавшем в темпе, который другие в группе Лэндсмана не преминули сравнить с эджертоновским. Нагрузка и часы – в сочетании с гложущей обидой на то, что его несколько раз обошли в списках на звание сержанта, – наконец толкнули его в другой конец коридора шестого этажа примерно в то же время, когда в том направлении отбыл Черути. Фальтайх хотя бы сам сделал выбор.

Нет, решает Пеллегрини: когда в группе остались три старожила и один новичок, дело Теодора Джонсона – его крест. По самой меньше мере он обязан проработать над ним совместно с Холли несколько дней. Яркий пример рабочего выгорания – не лучший урок для новенького.

Пеллегрини отважно борется со своими порывами, компетентно обрабатывает место преступления на Дарем-стрит, затем опрашивает весь квартал, хотя в глубине души знает, что ему ничего не скажут. Холли откалывается пораньше – едет в офис, чтобы опросить родных и пару ребят с улицы, которых отправили в центр только потому, что они подозрительно себя вели при появлении первых патрульных.

Внезапную смену роли – то, что теперь Пеллегрини вдруг уставший ветеран, натаскивающий новое дарование, – в группе Лэндсмана принимают без лишних слов. Девять месяцев проведенных с делом Латонии Уоллес изменили его: превращение из свежевыбритого новобранца в помятого стреляного воробья завершилось. Конечно, сказать, что он смотрит на Холли и видит свою версию двухлетней давности, – перебор: у Холли за плечами есть опыт в ограблениях; Пеллегрини пришел в убойный без всякого следственного стажа. И все же Холли работает над делом Дарем-стрит так, будто оно кому-то нужно, будто это единственное убийство в истории мира. Еще не обломанный. Уверенный в себе. Рядом с ним Пеллегрини чувствует себя столетним стариком.

Детективы занимаются убийством на Дарем-стрит до утра, берут показания у сестры, потом пытаются проверить ее историю благодаря бывшему полицейскому, у которого в квартале живут родные. Сами они помалкивают, но у копа, хоть и уволенного двадцать лет назад по делу о коррупции, хватает остаточного инстинкта, чтобы позвонить в отдел и сообщить имя возможного участника. Тем же утром Пеллегрини и Холли находят парня, несколько часов терзают его в большой допросной, но выходят с пустыми руками. Затем, постепенно, после нескольких попыток раскачать дело, Холли смиряется с негласным вердиктом наставника. Отдаляется, ожидая добычи получше от Гэри Даннигена и Рикера.

И находит, встав в пару с Рикером на бытовуху Брюс-стрит – настоящую трагедию, где молодую девушку забил насмерть ее парень, будучи под кокаином, оставив осиротевшую малышку плакать на плече полицейской – рыдать в мире, где ручная рация офицеров скрипит от общегородских вызовов диспетчеров. Затем Холли принимает другую бытовуху в Черри-Хилле, которую доводит до успешного завершения с Даннигеном. Оба дела – данкеры, оба вселяют в него некую уверенность. Уже к декабрю Холли будет работать как старший.

Но для Пеллегрини события группы мало что значат. Изгнание Черути, уход Фальтайха, обучение Холли – все это эпизоды из пьесы, где у него нет полноценной роли. Для детектива время остановилось, он заперт в одиночестве на собственных подмостках, в одних и тех же декорациях и с репликами из одной и той же печальной сцены.

Три недели назад Пеллегрини и Лэндсман второй раз нагрянули в квартиру Рыбника на Уайтлок-стрит с ордером на обыск, выписанным скорее для успокоения души Пеллегрини, чем в расчете на результат. Уже прошли месяцы, шансы найти в квартире дополнительные улики свелись к нулю. И все же Пеллегрини, зациклившийся на владельце магазина, был уверен, что из-за спешки к трехэтажному притону на Ньюингтон они не старались при обысках на Уайтлок. В частности, он смутно припоминает красный ковер в гостиной Рыбника во время февральской облавы; месяцы спустя он задумывается о волосах и волокнах ткани на теле девочки в морге и осознает, что среди них были и красные нити.

Красный ковер, красные нити: и вот еще одна причина дать самому себе подзатыльник. Для Пеллегрини содержимое папки H88021 стало уже зыбким пейзажем, где словно движется каждое дерево, камень и куст. И без толку ему объяснять, что это бывает с любым детективом на любом деле – это сосущее чувство под ложечкой, будто ты все пропустил, будто улики пропадают быстрее, чем ты успеваешь их заметить. Каждому детективу отдела знакомо ощущение, будто он видел что-то такое на месте преступления или во время обыска, а потом обернулся – и нет ничего. Блин, да может, и не было никогда. А может, до сих пор есть, просто уже глаз замылился.

Из такого и рождается Кошмар – повторяющийся сон, от которого периодически вскакивает по ночам любой хороший детектив. В муках Кошмара ты идешь по знакомой планировке дома из блокированной застройки – может, у тебя есть ордер, может, это поверхностный обыск, – и вдруг за что-то цепляешься уголком глаза. Это еще что такое? Что-то важное, ты знаешь. Что-то нужное. Капля крови. Гильза. Детская сережка в виде звездочки. Наверняка сказать нельзя, но ты всеми фибрами души понимаешь, что там лежит все твое дело. И все же стоит на секунду отвернуться, как уже ничего нет. Слепое пятно в твоем подсознании, упущенная возможность, смеющаяся над тобой. Молодые детективы боятся Кошмара как огня, кое-кому даже