по 2 февраля 1988 года. Разыскиваются адреса всех пожаров или поджогов в области Резервуар-Хилла, ограниченной Норт-авеню, Парк-авеню, Друид-Парк-Лейк-драйв и Мэдисон-авеню.

Теория проста: если лаборатория не знает наверняка, с Уайтлок-стрит эти пятна или нет, тогда, может, сам детектив докажет от противного, что больше им появиться неоткуда.

Пусть остальным в убойном детектив, одержимый делом Латонии Уоллес, кажется пропащим случаем, зато в глазах самого Пеллегрини хаос H88021 постепенно обретает порядок. Через восемь месяцев в деле есть новые улики, вероятный подозреваемый, правдоподобная теория.

А самое главное – направление.

Пятница, 7 октября

– Ну что, – говорит Макларни, любуясь доской, – Уорден вернулся.

Для Уордена началась черная полоса. В хорошем смысле.

Три полуночных смены подряд в конце сентября принесли Здоровяку и Рику Джеймсу три убийства. Два раскрыты, и меловая доска на другой стороне комнаты отдыха украшена свидетельством прогресса по третьему: «Если сообщат насчет проститутки Ленор с Пенсильвания-авеню, звоните домой Уордену или Джеймсу по делу H88160».

Ленор, таинственная проститутка. Судя по всему, единственная свидетельница смерти своего бывшего парня в результате ножевого ранения – в последний раз его видели во время ссоры с нынешним ухажером Ленор в квартале 2200 по Пенсильвания-авеню, когда он упал с некрасивой дыркой в правой верхней части груди. Теперь, две недели спустя, нынешний парень благополучно скончался от рака, а значит, если неуловимая бизнесвумен будет так добра явиться в центр и дать правдивые показания, дело номер три тоже станет черным. Ради этого группа Макларни уже две недели терроризирует проституток на авеню, приставая с вопросами к каждой новенькой и распугивая клиентов. Дошло до того, что девушки отмахиваются от них, стоит им только открыть двери машины.

– Я не Ленор! – крикнула одна Уордену неделю назад, не успел он еще и рта открыть.

– Да я знаю, подруга. Но ты ее не видела?

– Она сегодня не вышла.

– Ну, передай, что если она просто зайдет поговорить, то мы перестанем приставать и к ней, и к вам. Скажешь?

– Если увижу – передам.

– Спасибо, милая.

Обычная полицейская работа на городских улицах. Ни скользких политиков, ни вероломных начальников, ни перепуганных молодых копов, которые, мол, ничего не знают о мертвеце в переулке. На улицах можно найти только лживых преступников – и Уорден на них не жалуется. У них работа такая. Да и у него тоже.

Возвращение к рутине принесло Уордену только каплю удовлетворения – все-таки последние три дела не отличались интересностью и сложностью. Первое убийство по большей части случайное: три подростка-дилера в доме на западной стороне любовались новеньким «Saturday Night Special» их хозяина, а пистолет возьми да и выстрели в грудь самому младшему. Второе – избиение в Хайлендтауне, убийство по неосторожности паренька-билли в переулке за Лэйквуд-авеню, который упал и ударился головой об асфальт. Третье – нападение с ножом на Пенсильвания-авеню, где все еще ожидается появление мисс Ленор.

Нет, о возвращении Уордена провозгласило не качество дел, а количество. Качество не зависит от закрытия дела; на самом деле возможно, что следствие по Монро-стрит – его лучшая работа за долгое время. Но год назад он был настоящей машиной, и Макларни вспоминает те времена так же, как спортсмен вспоминает чемпионский сезон. Тогда группа, по сути, работала по принципу из той рекламы хлопьев: отдайте Уордену. Он сожрет все. Вперед, всучите то, всучите это, а потом еще поставьте на дело, над которым до сих пор ломают головы Дэйв Браун и Уолтемейер. Видите? Ему нравится.

Этот год – совсем другой. Монро-стрит, балаган с Ларри Янгом, нераскрытые убийства марта и апреля – начинался год мучительным битьем о стену, а к лету уже ничто не предвещало конца неудачам Уордена.

На рубеже августа и сентября безжалостной и увесистой пощечиной реальности стала четырнадцатилетняя жертва выстрела из дробовика по имени Крэйг Райдаут, лежавшая в бледном утреннем свете на лужайке в Пимлико – скончавшаяся задолго до того, как тело обнаружили и вызвали копов. Уорден несколько дней пытался повесить убийство на банду с дробовиком и красной «маздой», грабившую заведения на Северо-Западе. После разговоров с информаторами и проверки других отчетов о налетах с дробовиком он наконец вышел на одного конкретного громилу – неплательщика налогов с адресом в Черри-Хилле и арестами за вооруженные ограбления. Уорден не только связал его с красной «маздой», которую видели по всему Северо-Западу, но и узнал, что тот часто ошивался с жителями юга Парк-Хайтс неподалеку от места убийства.

Пару ночей Уорден подстерегал его у дома, дожидаясь, когда у «мазды» соберется что-нибудь вроде банды грабителей. Без вещественных доказательств ему оставалось только надеяться, что подозреваемый вернется к грабежам с дробовиком. И вдруг дело развалил необъяснимый поступок другого детектива: через две недели после убийства Райдаута Уорден пришел на смену с четырех до полуночи и узнал, что Дэйв Холлингсворт – сотрудник из стэнтоновской смены, расследовавший другое убийство из дробовика на Северо-Западе, – ездил в Черри-Хилл и допрашивал его подозреваемого. И вдруг грабежи на Северо-Западе резко прекратились. Больше никакой красной «мазды», никаких появлений его подозреваемого в Парк-Хайтсе.

Только через несколько месяцев Уорден снова услышит о своем главном подозреваемом. Но теперь житель Черри-Хилла – на другом конце круглосуточного журнала. Теперь уже он – тело на асфальте, застрелен неизвестными на улице рядом с бульваром Мартина Лютера Кинга. Убийство Райдаута так и осталось красным, а в мыслях Уордена превратилось в метафору. Как и все, чего он касается, это хорошая полицейская работа с плохой концовкой; как и все остальное в его году, дело ни к чему не пришло.

Но убийство Райдаута – только один из двух ударов судьбы. В середине сентября следующий удар был нанесен в переполненном зале суда Центрального района, где предстал перед судом за свой широко известный уголовный проступок сенатор штата Ларри Янг.

Суд, пожалуй, не то слово. Скорее спектакль, публичный жест прокуроров и детективов, не имеющих ни малейшего желания агрессивно преследовать подсудимого. Тим Дури из прокуратуры штата вложил в дело не больше сил, чем было нужно, чтобы проиграть из-за решения судьи. Описывая сценарий, по которому сенатор ложно заявил о собственном похищении, Дури намеренно не вызвал в свидетели его советника, чем лишил сторону обвинения всякого мотива для ложного заявления и избежал откровений о личной жизни сенатора.

Изящно и благородно, Уорден это понял и оценил. А вот что он не оценил, так это что дело вообще довели до такой публичной демонстрации; его выводило из себя, что прокуратура и департамент полиции так стремились