Контрерас Самудио. Полиция наведалась в ночное заведение «Ла-Ривьера» между улицами Лоренсо Сепульведа и Альваро Обрегон, в центре Санта-Тереса, — ее вызвали анонимным звонком. В одном из отдельных кабинетов «Ла-Ривьеры» нашли труп с многочисленными ранениями в области живота и груди, а также предплечий — судя по всему, Летисия Контрерас боролась за жизнь до последней секунды. Покойной было двадцать три года, из них более четырех она занималась проституцией, однако у органов охраны правопорядка с ней ни разу не возникло никаких проблем. Всех ее коллег допросили, но ни одна не сумела сказать, с кем Летисия Контрерас уединялась в кабинете. В момент совершения преступления одни занимались сексом в туалете, другие сказали, что покойная вообще была в подвале, где стояли четыре стола американского бильярда, к которому Летисия питала слабость, — плюс она очень неплохо в него играла. А одна путана умудрилась даже сказать, что Летисия-де была одна! Но что, что могла шлюха делать в одиночестве в приватном кабинете? В четыре утра полиция увезла в участок номер 1 весь персонал «Ла-Ривьеры». Примерно в то же время Лало Кура учился на автоинспектора. Работал он ночью, без машины, пешком и бродил как призрак между районом Аламос и районом Рубен Дарио, с юга на север, неспешно, пока не добирался до центра города и тогда уже возвращался в участок номер 1 или занимался тем, чем хотелось. Снимая форму, он услышал крики. Лало зашел в душ, не обратив на них особого внимания, но, выключив воду, снова услышал вопли. И доносились они из камер. Лало засунул пистолет за пояс и вышел в коридор. В такое время участок номер 1 обычно пустовал — за исключением, конечно, зала ожидания. В отделе ограблений он обнаружил спящего товарища. Разбудил его и спросил, что происходит. Тот сказал, что в камерах вечеринка и что он, если есть желание, может присоединиться. Лало Кура вышел, и полицейский снова уснул. Еще с лестницы Лало Кура унюхал запах алкоголя. В одну из камер затолкали человек двадцать задержанных. Он оглядел их не мигая. Некоторые задержанные подремывали стоя. У одного, прижатого к прутьям решетки, осталась не застегнутой ширинка. Те, что стояли в глубине, сливались в сплошную массу темноты и волос. Пахло рвотой. Камера была тесной — пять на пять метров максимум. В коридоре он увидел Эпифанио — тот смотрел на происходящее в других камерах, пожевывая сигарету. Лало подошел, чтобы сказать: что вы делаете, они же тут задохнутся или передавятся, но, шагнув вперед, уже не смог сказать ничего. В других камерах полицейские насиловали шлюх из «Ла-Ривьеры». Как делишки, Лалито, сказал Эпифанио, присоединишься к веселью? Нет, ответил Лало Кура, а ты? И я нет, ответил Эпифанио. Устав наблюдать за процессом, они пошли на улицу подышать воздухом. Что такого сделали эти шлюхи? — спросил Лало. Похоже, они прозевали коллегу, ответил Эпифанио. Лало Кура промолчал. Ветер, что гулял в это время по улицам Санта-Тереса, действительно освежал. Иссеченная шрамами луна ярко светила на небе.

Двум приятельницам Летисии Контрерас Самудио предъявили обвинение в убийстве; правда, никаких доказательств их отношения к делу так и не нашли — за исключением того, что они были в «Ла-Ривьере» во время совершения преступления. Нати Гордильо было тридцать, и она знала покойную с тех самых пор, как та стала работать в ночном клубе. В момент убийства Гордильо находилась в туалете. Руби Кампос исполнилось двадцать один, и она работала в «Ла-Ривьере» всего-то пять месяцев. В момент убийства она ждала Нати в другой стороне туалета, их разделяла только дверь. У обеих, как выяснило следствие, была очень тесная связь. Еще выяснили, что Летисия за два дня до смерти выругала Руби. Другая шлюха слышала, как та говорила: ты мне за все заплатишь. Обвиняемая не отрицала этого, однако уточнила: она даже и думать не думала об убийстве и единственно, о чем мечтала, так это морду набить обидчице. Обеих проституток перевели в Эрмосильо, в женскую тюрьму Пакита Авенданьо, в каковой они и содержались, пока их дело не передали другому судье, и тот быстренько объявил, что они невиновны. В общем они провели в тюрьме два года. Выйдя, девушки сказали, что поедут попытать счастья в столицу, или, вполне возможно, уехали в Соединенные Штаты — во всяком случае, в штате Сонора их больше никогда не видели.

Следующую убитую звали Пенелопе Мендес Бесерра. Ей было одиннадцать. Мать ее работала на фабрике «Интерзоун-Берни». Старшая сестра, шестнадцати лет от роду, также работала на «Интерзоун-Берни». Брат пятнадцати лет трудился посыльным и разносчиком в булочной недалеко от улицы Индустриаль в районе Веракрус, где вся семья и проживала. Пенелопе была самой младшей и единственная из всех училась. Отец оставил их семь лет назад. Тогда они жили в районе Морелос, очень близко к индустриальному парку Арсенио Фарраль, в доме, который отец своими собственными руками построил из картона, брошенных кирпичей и кусков цинка. Дом стоял рядом со рвом, куда две фабрики хотели сбрасывать воду, но дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Как мать, так и отец были родом из штата Идальго, что в самом центре страны, и оба эмигрировали на север в 1985 году в поисках работы. Но однажды отец понял, что, зарабатывая на фабрике, материальное положение семьи не улучшит, и решил перейти границу. Он отправился вместе с девятью попутчиками — все были родом из Оахаки. Один из них пытался перейти границу четвертый раз и говорил, что знает, как скрываться от миграционной полиции, а у остальных это была первая попытка. Занимающийся переправкой эмигрантов чувак сказал им не волноваться, а если, к несчастью, они попадутся полиции, сдаваться без сопротивления. Отец Пенелопе Мендес потратил на эту затею все свои сбережения. Обещал, что, как доберется до Калифорнии, будет писать. Он планировал через год максимум перевезти к себе семью. С тех пор от него не было ни слуху ни духу. Мать решила, что он, наверное, сошелся с другой женщиной, американкой или мексиканкой, и живет припеваючи. Также она думала, особенно в первые месяцы, что он умер в пустыне, ночью, под вой койотов, и, умирая, думал о своих детях; или погиб на американской улице — сбила машина, которая тут же уехала с места преступления; но эти мысли ее парализовывали (в этих мыслях все, включая мужа, говорили на непонятном языке), и она решила, что хватит о таком думать. Кроме того, размышляла мать, если бы он умер, меня бы как-нибудь об этом известили, разве нет? Так или иначе, но у нее было полно собственных проблем, и раздумывать о судьбе мужа быстро стало недосуг. Поднимать троих детей очень нелегко. Но она