Мы можем предположить, что часовые – это фемные воины, которых призывают на краткий срок, сменами по пятнадцать дней; офицерам советуют освобождать их согласно расписанию. Тем не менее от этих резервистов ожидают, что они будут служить как тайные лазутчики, даже как переодетые агенты: «Им не надобно стоять неподвижно, но переходить, чтоб неприятели, увидев их, не взяли в плен». Жители приграничья должны были обладать бесстрашием, чтобы охранять свой скот и свои семьи от набегов грабителей, а также смекалкой, достаточной для того, чтобы самим устраивать набеги и угонять скот, ибо в противном случае весь скот ушёл бы в одном направлении, и охранять было бы нечего. Но были и особые специалисты, «экспиляторы» (expilatores), как на юридической латыни назывались насильники-грабители в противоположность простым ворам, хотя здесь это слово явно используется в значении «лазутчики» – правда, издатель мудро замечает, что «в этих приграничных областях различие между ними было, наверное, минимальным»[597].

Автор нашего текста нелицеприятно отзывается об армянах, которые в византийских руководствах по военному делу обычно удостаивались похвал: «Армяне нехорошо и неосторожно исполняют должность караульных». Рекомендуется ежемесячно менять их и выплачивать им регулярное жалованье, но в конце концов «они, будучи армянами, не совсем хорошо исправляют караульную должность»[598].

Эти жители гор не были ни природными греками, ни даже вполне православными: Армянская Апостольская Церковь отвергала как халкидонское вероисповедание, так и чистое монофизитство; кроме того, армяне были несколько «экзотичны», частично усвоив персидские обычаи и вкусы, – всё это причины вполне достаточные для того, чтобы наш весьма греческий и весьма православный автор не доверял им… Но в трактате «Воинские предписания» (“Praecepta militaria”), обсуждаемом ниже, высказываются похвалы в их адрес. Ещё одна возможная причина косвенно позволяет датировать эту книгу временем после 976 г.: Иоанн Цимисхий, убивший Никифора II Фоку и ставший его преемником, был армянин по происхождению; правда, такого же происхождения была и семья Фок, вызывавшая подлинное восхищение автора, но Цимисхий («коротышка» по-армянски) был, если можно так выразиться, большим армянином.

В любом случае обладание надёжными сведениями является здесь ключом, и автор советует пользоваться услугами как шпионов, так и разведчиков из лёгкой конницы: это упомянутые выше трапезиты или тасинарии (в других случаях называемые тасинакиями), которые могут брать пленников для допроса в ходе своих грабительских набегов[599].

Когда набеги можно предвидеть, войско должно выдвинуться и занять проходы, чтобы заставить врага отказаться от своих намерений или силами тяжёлой пехоты загнать его в узкие проходы, склоны которых заняты засадами лучников и лёгкой пехоты с дротиками и пращами: вторая линия должна стоять за первой. Нужно особо позаботиться о том, чтобы перекрыть меньшие тропинки, которыми враг может воспользоваться, чтобы зайти в тыл этих оборонительных сил, как сделали персы при Фермопилах, а также многие-многие другие – потому что, хотя кажется, что горная местность обладает огромными преимуществами для защиты, это зачастую оборачивается ловушкой, когда враг решает обойти позиции с флангов по, казалось бы, непроходимой местности.

Автор сообщает нам, что при условии надлежащей всесторонней подготовки враг будет либо разбит, либо вынужден избрать иной, обходной путь, который его обессилит, либо деморализован, и ему придётся отступить.

Только изредка удавалось успешно предсказать время и направление вражеских вторжений, мобилизовать силы фемного ополчения и вывести их на отведённые им позиции до прибытия врага.

Римская империя, по крайней мере с конца первого века по четвёртый, приняла решение защищать каждый без исключения участок всей границы, от Британии до Месопотамии (тот самый лимес, который обрёл тогда свой физический облик), посредством стен, укомплектованных воинами, палисадов, защищённых полос вдоль рек или же патрулируемых дорог, в зависимости от местности. Вся эта система была укреплена фортами, находившимися неподалёку один от другого и укомплектованными вспомогательными когортами пехоты и алами конницы, которые, в свою очередь, могли быть усилены хорошо вооружённой тяжёлой пехотой и артиллерией легионов из каждой приграничной провинции, которая опять же могла быть усилена отрядами (vexillationes), присланными из легионов, стоявших в других провинциях, поблизости или вдали. Именно эта величественная стратегия театра военных действий, строившаяся на концепции постоянной опережающей обороны, позволила империи долгое время процветать, сдерживая и мародёров, и захватчиков; но для Византийской империи с её оскудевшими ресурсами поддерживать такую стратегию оказалось попросту слишком дорого.

Лучшим решением после непрерывной опережающей обороны, осуществляемой постоянным контингентом денно и нощно год за годом, была бы реагирующая предваряющая оборона, при которой силы, достаточные для того чтобы сдержать вторжения, каждый раз разворачивались, создавая гарнизон на том самом участке границы, которому грозила опасность, ещё до прибытия врагов. Но даже для этого, более дешёвого варианта всё ещё потребовалось бы слишком много шпионов и лазутчиков, чтобы предугадать время и направление каждого вражеского вторжения, и дополнительные регулярные войска в подкрепление фемным воинам-крестьянам, чтобы можно было укомплектовать людьми все угрожаемые участки границы достаточно быстро.

Кроме того, даже это была бы всего лишь сугубо защитная стратегия, при которой приходится всегда ждать нападения врага, уступая ему инициативу и не имея никакой возможности повлиять на его атаку заблаговременно. Поэтому в данном случае, даже со всеми дополнительными шпионами и войсками, арабы-налётчики могли приблизиться к имперской территории, узнать у своих лазутчиков и шпионов о том, что византийцы готовы отразить нападение, и затем отреагировать, отказавшись от набега, или же перейти в другое место, чтобы совершить набег на каком-то ином участке длинной границы, тянувшейся от Средиземного моря до Кавказа. И то, и другое решение стоило бы затрат и самим налётчикам, но со временем стратегия театра военных действий, построенная на реакции, стала бы обходиться дороже самим византийцам, которые не могли держать в состоянии мобилизации своих ополченцев-крестьян вдали от домов, полей и скота до тех пор, пока арабские войска не соберутся близ границы, готовые выступить в нашествие.

Поэтому автор рекомендует альтернативную стратегию театра военных действий, построенную на эластичной защите с целью устрашения: не пытаясь предотвратить нашествие (это слишком сложно), нужно перехватить колонны врага, когда они возвращаются домой. Ценою отдачи имперской территории на разрушение и разорение такое решение снимало проблему определения времени и направления нашествий врага: было значительно легче предсказать, по каким дорогам пойдут налётчики, чтобы пересечь границу и возвратиться на мусульманскую территорию. При таком решении снималась и проблема мобилизации, сбора и разворачивания фемных войск раньше времени, в силу чего они должны были находиться в мобилизованном состоянии вдали от дома, хотя ничего при этом не происходило. Взамен фемные войска можно было созвать лишь тогда, когда они были нужны; при этом оставалось много времени на то, чтобы выйти на позицию, пригодную для перехвата колонн врага, возвращающихся домой с пленными и с добычей: