Эсперанс, свежий и очаровательный, как обыкновенно, обходил гостей и принимал поздравления и приветствия. Лань, встревоженная и ослепленная ярким освещением, следовала за ним, стараясь встретить его ласковую руку. Когда он проходил по аллеям, чтобы отдать приказания или проводить какую-нибудь женщину, которая тихо говорила с ним, говор восторга поднимался на пути его.

Замет также ходил по саду, вычисляя издержки этого роскошного пира. Он отыскал Крильона, который лукаво старался доказать ему, что теперь его станут называть нищим, а Эсперанса Крезом. Замет захотел удостовериться в этом и потом, как другие, приветствовать Эсперанса. Крильон оставил их гулять вдвоем и говорить о финансах. Однако этот разговор стеснял молодого человека, несмотря на его привычку к наивной откровенности. Чем более он признавал себя бедным и неуверенным в своем богатстве, тем более Замет пугался его соперничества. Вдруг Замет вскрикнул от удивления и с волнением выпустил руку Эсперанса.

— Что такое? — спросил Эсперанс.

— Вы видели за этими деревьями женщину в итальянском костюме?

— Нет, но можно поискать.

«Как это странно!» — думал Замет.

— Да, вот она, вот она, — сказал он.

В самом деле заблудившаяся Элеонора прошла как тень.

— Эта маленькая женщина, которая повернулась к нам спиной?

— Да, я видел ее лицо.

— Вы ее знаете?

— Конечно, и не понимаю, как она могла попасть сюда. Позвольте мне удовлетворить мое любопытство.

Говоря эти слова, Замет быстро направился к аллее, где исчезла итальянка. Эсперанс едва успел спросить себя, кто эта женщина, когда вдруг увидал, что она бросилась из-за дерева, за которым пряталась от Замета. Она прямо подошла к молодому человеку и остановилась напротив него с удивлением и восхищением.

— Сперанца! — вскричала она.

«Флорентийка в красных панталонах, — подумал Эсперанс. — По какому случаю?»

— Как? — с живостью продолжала Элеонора. — Это вы хозяин этого дома?

— Да.

— В самом деле?

— Спросите у синьора Замета, который видел вас и ищет.

— О!.. — вскричала она, схватив его за руку. — Отведите меня в сторону на несколько минут; я должна говорить с вами.

Это был час, в который утомленные танцоры хотят освежиться, а музыканты отдохнуть. Ужин выставлял все свои обольщения, столы наполнялись проголодавшимися гостями. Эсперанс, устремив на молодую флорентийку пронзительный взгляд, приметил, что она хочет сообщить ему что-то серьезное. Он попросил у нее несколько минут, чтобы показаться за ужином и разместить гостей. Пока он удалялся с обещанием скоро воротиться, Элеонора пошла одна по аллее зеленых деревьев, в конце которой возвышалась стена, которую Анриэтта выбрала обсерваторией.

Но на углу этой аллеи Элеонора вдруг встретила Замета, который, подстерегал ее несколько минут и готов был загородить ей дорогу. Лицо капиталиста обнаруживало беспокойство его ума.

— Элеонора! — вскричал он, приближаясь к итальянке. — Зачем вы здесь и разговариваете по секрету с этим молодым человеком?

— Я могла бы вам отвечать, что это не ваше дело, — сказала она с улыбкой.

— Нет, вы не можете, потому что при малейшем подозрительном поступке вашем в Париже я буду принужден дать об этом знать их высочествам во Флоренцию.

— Так же как и я сама буду принуждена это сделать, — спокойно отвечала Элеонора, — если вы с вашей стороны сделаетесь мне подозрительны; однако я предоставляю вам полную свободу, не правда ли? Вы во все стороны разбрасываете нити ваших дел, а я не нахожу этого дурным.

Замет, несколько оторопев от этой самоуверенности молодой женщины, возразил, что оправдываться нельзя обвиняя.

— Я вас не обвиняю, а защищаюсь. Я пришла сюда потому, что я знаю хозяина дома. Это тот самый молодой человек, которого я встретила у Меленских ворот, когда меня хотели остановить; он защитил меня и спас мою тайну и мою жизнь.

— А! это другое дело. Однако вы могли бы меня предупредить.

— Я не знала, что он наш сосед.

— Вы этого не знали час тому назад, а знаете теперь?

— Да.

— Это странно, сознайтесь сами.

— Сознаюсь, но разве в моей судьбе есть что-нибудь другое, кроме странностей? Я читала у наших старых поэтах, что три богини, которые прядут жизнь смертных, употребляют золотую нить для счастья, а темную для несчастья. Мой моток, должно быть, перепутан самым странным образом.

— Все это мне не объясняет, — упорно продолжал Замет, — каким образом вы узнали в одну минуту, что вы знаете синьора Эсперанса.

Она приняла веселый вид.

— Сперанца! — прошептала она. — Красавца Сперанца! Признайтесь, что он красавец и что так близко от него сердце женщины должно получать быстрые предуведомления.

— Ты влюблена, Элеонора?

— Почему и нет?

— А Кончино?

— Мы еще не обвенчаны.

— Тем более причины, вероломная, чтобы ты его не обманывала.

— Кончино слишком ленив, чтоб заниматься подобными вещами. Я говорю так много глупостей, — продолжала молодая женщина тоном более серьезным, — а Сперанца сейчас придет, и я хочу поговорить с вами серьезно.

— Как! Он придет? Сюда? К тебе?

— Да.

— Он оставит своих гостей для тебя?

— Да.

— Об этом будут говорить. Ты сделаешь вред этому бедному синьору.

— Дерзни! — сказала Элеонора, глаза которой бросили молнии. — Чем я хуже тех, с которыми он разговаривал бы, если б меня не было здесь?

— Конечно, — отвечал Замет, — но…

— А особенно я не хуже той, которая прислала меня с ним говорить.

— А!.. — вскричал Замет. — Тебя послали… кто?

— Синьорина, будущая королева.

— Анриэтта д’Антраг?

— Тише! Не произносите громко это имя, чтобы оно не донеслось вон до той стены.

— Она подстерегает… о, это очень хорошо!

— Возвращаясь домой, не наткнитесь на лестницу; вы свернете шею будущему величеству.

— О, Элеонора, как ты умна!

— В самом деле?

— Как! Антраг послала тебя говорить с Эсперансом?

— Для одной приятельницы, — сказала Элеонора, подмигнув.

— То есть она сама в него влюблена. Хорошо; что же ты должна сказать Эсперансу?

— Множество разных разностей.

— В особенности имея доказательства…