вся сложность многомерных функций может быть сведена к тривиальным операциям одномерных функций. В результате становится возможным использование методов групповой подстройки множеств однородных параметров для моделирования плохо формализуемых механизмов и процессов.

Статьи Колмогорова и Арнольда были опубликованы в СССР в 1956–1957 гг., но английские их версии появились в печати только в начале 1960-х гг. Поэтому Розенблатт, начиная свою работу над перцептронами, скорее всего, ничего не знал о неожиданном и обнадёживающем результате, полученном советскими математиками. И всё-таки именно ему, скромному нейрофизиологу, а вовсе не математикам и информатикам удалось оказаться в нужное время в нужном месте и стать на некоторое время лидером нового направления в науке, обильные плоды которого мы пожинаем в наши дни. Розенблатт был в некотором роде математиком поневоле, его практические эксперименты нередко оказывались впереди попыток строгого математического обоснования методов, лежащих в их основе. Да и сами математические выкладки Розенблатта, по мнению некоторых специалистов, не всегда были корректны. И всё-таки именно в руках этого худощавого юноши в очках были рабочий образец самообучающейся машины и обнадёживающие результаты экспериментов.

Фрэнк Розенблатт был весьма разносторонней личностью. Будучи руководителем отдела когнитивных систем в Корнелле, он читал лекции на факультете психологии. Его курс под названием «Теория механизмов мозга» был рассчитан на студентов как инженерных, так и гуманитарных факультетов и включал в себя огромное число сведений из различных областей знаний. Здесь были и результаты, полученные во время операций на мозге больных эпилепсией (при нахождении пациентов в сознании), и эксперименты по изучению активности отдельных нейронов зрительной коры кошек (речь идёт о работах Дэвида Хьюбела и Торстена Визеля — их мы обсудим более подробно немного позже), и работы по изучению изменений в протекании психических процессов в результате травм различных областей мозга, принципы работы различных электронных устройств, моделирующих поведение биологических нейронных сетей (в том числе перцептрона).

Несмотря на то что в те годы в арсенале нейронауки не было ещё таких современных методов, как компьютерная и позитронно-эмиссионная томография, Розенблатт смог дать вполне адекватные оценки возможностей человеческого мозга. Например, основываясь на доступных ему данных, он произвёл серию вычислений и пришёл к выводу, что нейронных связей в коре головного мозга человека достаточно для того, чтобы хранить точные «фотографические» образы, поступающие от органов зрения со скоростью 16 кадров в секунду, в течение не менее двухсот лет.

Именно на основе этого курса была написана книга «Принципы нейродинамики», которую Розенблатт использовал затем в качестве учебника для студентов.

4.4.9 Друзья, увлечения и крысы Розенблатта

Розенблатт определённо выделялся из коллектива преподавателей Корнеллского университета тех лет. Он был весьма обаятельным, но довольно застенчивым, по воспоминаниям коллег, человеком. Розенблатт виртуозно водил спортивный автомобиль MGA, его верным спутником был кот по имени Тобермори. Так звали подопытного кота из рассказа Гектора Хью Манро (более известен под псевдонимом Саки); кот из рассказа смог научиться человеческой речи, именно поэтому то же имя — Тобермори — Розенблатт дал своему последнему нейросетевому проекту — фоноперцептрону Tobermory.

Подробности личной жизни Розенблатта были практически неизвестны биографам вплоть до выхода в свет мемуаров его бывшего аспиранта Хэла Седжвика. Начиная с лета 1969 г. Хэл и его жена Ив жили на чердаке дома Розенблатта, располагавшегося в сельской местности недалеко от города Бруктондейла в штате Нью-Йорк. Ив Седжвик сегодня известна в качестве одного из крупных теоретиков феминизма, а также как литературовед, литературный критик, культуролог, писательница, поэтесса, эксперт в области гендерных и пионер в области квир-исследований [queer studies] (области науки, занимающейся исследованием вопросов, связанных с сексуальной ориентацией и гендерной идентичностью, обычно фокусирующейся на лесбиянках, геях, бисексуалах, трансгендерах, гендерной дисфории, асексуалах, ищущих [questioning], интерсексуальных людях и соответствующих культурах). Розенблатт за символическую сумму сдавал комнаты в своём доме постоянно меняющейся группе, в которую входило от шести до восьми его друзей и учеников, составлявших небольшую квазикоммуну. Обитатели дома по очереди готовили еду для всей группы. После обеда все оставались за обеденным столом, пока Фрэнк читал вслух для развлечения одну или две главы из какой-нибудь книги («Ветер в ивах», «Король былого и грядущего», «Козлик Джайлс» и т. д.). Сообщество в Бруктондейле было формирующей моделью для концепции ненуклеарной небиологической семьи Ив Седжвик, в которой Фрэнк Розенблатт выполнял роль дяди-холостяка[1252], [1253].

Хэл Седжвик вспоминает, что Розенблатт был влюблён в одного из своих студентов, поэтому добавлял его имя в число соавторов некоторых своих статей. Осознавая враждебное отношение общества к гомосексуалам, Розенблатт старался держать личную жизнь в тайне и отговаривал Седжвика от участия в политическом движении за права геев. По его мнению, общество ещё не было готово принять их такими, какие они есть. Учитывая печальную судьбу Алана Тьюринга, эту позицию вполне можно было понять.

Седжвик так описывает Розенблатта:

Фрэнк был небольшого роста; эксцентричного вида парень, которого, казалось, мало заботит его внешность. Он редко переодевался и обычно был одет в одну и ту же потёртую спортивную куртку или изношенный свитер, всегда носил свои бумаги и книги в одной руке, как студент. Его невыразительное лицо заставляло вас почувствовать, что он точно очень одинокий человек. И хотя Корнеллский университет, несомненно, был его стихией (он находился там почти непрерывно с 1946 года), у меня сложилось впечатление, что за пределами своего кабинета и исследовательских лабораторий он был не совсем уверен в себе.

Каждый день, ближе к вечеру, можно было увидеть «одинокого» Фрэнка, который бродил по Уиллард-Стрейт-Холлу и заходил в Музыкальную комнату в ходе ритуальной прогулки. Тем не менее он никогда не оставался здесь надолго: я видел, как он немного приподнимал голову, его слегка прищуренные глаза смотрели в комнату, чтобы увидеть, нет ли там кого-то, кого он знал. Очки были ему слишком велики и подчёркивали эксцентричный облик. Его глаза редко, казалось, фокусировались на чём-либо или на ком-либо слишком надолго. Если он замечал вас, то его рот расплывался в широкой зубастой улыбке[1254].

Фрэнк был весьма разносторонним человеком: он занимался скульптурой, живописью, горным туризмом, был способен за короткий срок глубоко вникнуть практически в любой предмет, о котором раньше не имел понятия. Он часто записывал новые идеи, пришедшие ему в голову, на салфетках, чековых корешках, на любом подвернувшемся листке бумаги. Был Розенблатт и одарённым музыкантом — он приобрёл домой рояль и часто играл на нём Моцарта, Бетховена и других классиков, но больше всего любил импровизировать на тему известной песенки «Три слепых мышонка». Интересовала Розенблатта и астрономия: он разработал один из первых методов обнаружения