рассказать вам, почему им пришлось взломать сейф или, не задумываясь, нажать на стековой крючок. Большинство из них шатаются посредством различных логических построений, явно ложных или якобы истинных, оправдать свои антиобщественные действия даже перед самими собой, последовательно и настойчиво доказывая, что их ни в коем случае не следовало сажать в тюрьму».

Уж если Аль Капоне, Кроули-«Два Пистолета», Голландец Шульц и им подобные головорезы, пребывающие за стенами тюрем и вне их, не считают себя виновными хоть в чем-нибудь, то что же творить по поводу'обыкновенных людей, с которыми сталкиваемся мы с вами?

Покойный Джон Уонамейкер однажды признался: «Еще лет тридцать назад я понял, что брюзжать на кого-либо и браниться с ним просто глупо. Мне хватает хлопот одолевать собственные недостатки, чтобы еще раздражаться насчет тот, почему это Господь Бог не всех в равной степени одарил умственными способностями».

Уонамейкер усвоил эту истину достаточно рано. Но лично мне при-шлоеь, как минимум, треть века на ощупь пробиратым через наш добрый старый мир, пока я наконец не понял: в девяноста девяти случаях из 013 ни один человек, будь он прав или нет, нисколько не осуждает и не

критикует себя за собственные действия, какими бы скверными они ни были.

Критика бесполезна, поскольку она заставляет человека обороняться и обычно стимулирует у него попытки самооправдания. Хуже того, кри. тика опасна, потому что наносит удар по такому драгоценному человеческому качеству, как гордость, задевает его чувство собственного достоинства и вызывает обиду.

В немецкой армии солдату не позволено подавать жалобу или критиковать кого-либо сразу после того, как произошел инцидент. Он должен сначала «переночевать со своей обидой», то есть отложить выражение недовольства до утра и успокоиться. Если же он подает жалобу немедленно, его наказывают. Клянусь Богом, похожий закон обязательно нужен и в гражданской жизни для хнычущих родителей и ворчащих жен, для бранящихся, учиняющих нагоняи работодателей, да и для всей отвратительной череды критиканов.

Тысячи страниц исторической литературы изобилуют свидетельствами полнейшей бесполезности критиканства. Возьмите, например, знаменитую ссору между Теодором Рузвельтом и президентом Тафтом, которая расколола республиканскую партию, привела в Белый дом демократа Вудро Вильсона, вписала немало жирных, хоть и не всегда ярких строк в историю Первой мировой войны и в целом изменила ход событий. Кратко напомним фактическую сторону дела. Покидая в 1908 году Белый дом, Теодор Рузвельт сделал президентом США своего ставленника Тафта, после чего укатил в Африку охотиться на львов..Спустя какое-то время по возвращении в Америку он вознегодовал и развил невероятную активность: осудил Тафта за консерватизм, пытался обеспечить себе выдвижение в президенты на третий срок"57, основав для этого партию американских лосей, или прогрессивную партию"58, но добился лишь того, что практически развалил ВСП (Великую старую партию), как именуют в Америке республиканцев. В результате на следующих выборах Уильям Хауард Тафт и республиканская партия получили поддержку только двух штатов — Вермонта и Юты. Такого сокрушительного поражения эта партия еще не знала.

Теодор Рузвельт винил во всех неудачах Тафта, но вот испытывал ли вину сам президент Тафт? Конечно же, нет. Со слезами на глазах он восклицал: «Не представляю, что бы я мог сделать иначе по сравнению с тем, что я сделал».

Так кто же был виноват? Рузвельт или Тафт? Откровенно говоря, не знаю, да мне это и не слишком интересно. Хочу лишь подчеркнуть, что никакие критические замечания Теодора Рузвельта не убедили Тафта в его неправоте. Они только заставляли его постоянно оправдываться, снова и снова повторять одну и ту же сакраментальную фразу: «Не представляю, что бы я мог сделать иначе по сравнению с тем, что я сделал».

Или возьмите нефтяной скандал в Типот Доуме — о нем с возмущением писали газеты в двадцатые годы, да и позже. Да что тут говорить — он ошеломил и взбудоражил все Соединенные Штаты! Никто из жителей страны не мог припомнить, чтобы в жизни американского общества случалось нечто подобное. Вот факты по этому делу. Итак, Альберту Фаллу, министру внутренних дел в правительстве Гардинга21*, было доверено сдать в аренду принадлежавшие государству нефтяные резервуары близ городков Элк-Хилл и Типот Доум, которые были оставлены после Первой мировой войны про запас в расчете на возможные будущие нужды военно-морского флота. Устроил ли министр Фолл конкурентные торт? Нет,уважаемый читатель. Он просто преподнес на блюдечке этот исключительно выгодный контракт, этот, что называется, лакомый кусочек своему другу Эдварду Л. Догени. А что сделал Догени? Он дал министр) Фоллу то, что деликатно назвал «займом», — сто тысяч долларов. Затем министр Фолл, продолжая действовать в той же своевольной манере, приказал морской пехоте Соединенных Штатов прибыть в район Элк-Хилл а и прогнать конкурентов, которые на прилегающих участках пробурили скважины и выкачивали нефть из месторождения, оста азе иного в качестве резерва. Эти люди, согнанные со своих участков под дулами винтовок, бросились в суд — и сорвали завесу секретности с обстоятельств типот-доумского скандала, где пахло сотнями миллионов долларов. Пахло настолько дурно, что это дело фактически погубило администрацию Гардинга, вызвало чувство омерзения у всех американцев, угрожало крахом республиканской партии, а Альберта Б. Фолла отправило за тюремную решетку.

Фолла осудили ужасным образом — осудили, как немногих государственных деятелей на всем протяжении американской истории2*4’. Вы думаете, он раскаялся? Нет и еще раз нет! Какое-то время спустя Герберт Гувер26' намекнул в своем публичном выступлении, что смерть президента Гардинга последовала от душевных потрясении и чрево г, вызванных предательством друга. Услышав ото, миссис Фолл вскочила со стула, заплакала, погрозила кулаком в пространство и закричала: «Что?! Фолл

предал Гардинга? Нет! Мой муж никогда и никого не предавал. Даже дом, полный золота, не толкнул бы моего супруга на дурной поступок. Это его предали, растоптали и распяли!»

Такова человеческая натура в действии: всякий грешник или правд нарушитель считает виновным любого, кроме самого себя. Все мы такд вы. Поэтому, если завтра вам придет в голову кого-то покритиковать, вспомните Аль Капоне, Кроули-«Два Пистолета» и Альберта Фолла. Не забывайте, что критика подобна почтовому голубю: она всегда возвращается туда, откуда ее послали. Поэтому подумайте и поймите: человек, кд торото вы собираетесь исправить или осудить, будет, скорее всего, оправдываться и в свою очередь отплатит вам той же монетой — осудит вас или же, подобно кроткому Тафту, будет бубнить: «Не представляю, что бы я мог сделать иначе по