Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он запрокинул голову, и совиные глаза округлились. Феликс бросил рубаху на кровать, ухмыльнулся и, усевшись на край постели, уставился сверху вниз на Николаса и его бумаги.
— Ты просто хочешь от меня отделаться. А ведь ты даже не знаешь, что было сегодня в канцелярии.
— Нет, не знаю, — покорно повторил Николас.
— Меня позвал Чикко Симонетта и спросил, соглашусь ли я принять подарок от герцога для демуазель де Шаретти. Он предложил денег.
Теперь Николас был весь внимание.
— А ты сказал ему, что мы устали от денег?
— Я ему сказал, что вместо денег хотел бы попросить о большом одолжении, а именно о том, чтобы нам вернули поющего гвинейского раба, услуг которого весьма недостает моей матери.
На лице со шрамом появилось какое-то странное выражение.
— Лоппе? — переспросил Николас. — А я и не знал, что он виделся с тобой.
— Почему-то мы пришлись ему по душе, — пояснил Феликс. — А в Милане ему плохо, в особенности после отъезда брата Жиля. Он боится, что его отошлют к Козимо во Флоренцию. Полагаю, — мечтательно пробормотал Феликс, — что африканец в подобающем наряде производит должное впечатление в любом обществе.
— И что?
— А то, что мессер Чикко с огромным удовольствием предложил вернуть нам Лоппе, а я сказал, что надеюсь взамен прислать нечто такое, что доставит герцогу еще большее удовольствие.
— Вот как? — изумился Николас. — И что именно? Мешок не облагаемых налогом квасцов? Шлем с перьями? Жилет с горностаевыми хвостиками? Или… Феликс? Как ты думаешь, что ему может понравиться?
— То, что по твоим словам он якобы заказывал, хотя на самом деле даже не подозревает об этом Я предположил, — промолвил Феликс, — что герцогу необходим страус.
Внизу завсегдатаи невольно задались вопросом, уж не пытаются ли эти два юных фламандца поубивать друг друга, — такие крики и грохот вдруг начали доноситься с верхнего этажа. Но когда они вдвоем спустились чуть погодя в общую залу, раскрасневшиеся и растрепанные, то тот, что постарше, обнимал младшего за плечи, и оба смеялись, не переставая.
Вдовствующая герцогиня Бретанская, чье бездетное супружество началось и закончилось в весьма юном возрасте, была еще довольно молода и совсем не умна. Ее покойная сестра Мария, вышедшая замуж за французского монарха, также была глупа изначально, хотя со временем ей привили вкус к поэзии и изящным искусствам. Двор при ней приобрел славу весьма определенного свойства из-за непомерной любви к стихотворцам. Но, по общему мнению, там речь шла не столько об оргиях, сколько о ребяческом легкомыслии.
Вдовствующая герцогиня Изабелла, склонная к вспышкам ярости и бурным страстям, обладала однако умом весьма неглубоким, и с легкостью меняла свои пристрастия и увлечения, если не считать единственного сильного чувства: нежелания возвращаться в Шотландию. Двор ее, в отличие от окружения юного герцога, ее племянника, считался настоящим захолустьем, куда почти не доносились отголоски большой политики. Поэтому ей позволили, помимо бесчисленных кошек и фрейлин, сделать своей придворной дамой дочь семейства ван Борселен, тесно связанного с бургундцами. Это была значительная уступка. Франция, сюзерен Бретани, находилась с Бургундией в натянутых отношениях, а Бургундия, по слухам, не слишком дружелюбно относилась к французскому протеже, нынешнему королю Англии.
Несмотря на все это, герцог Бретанский опытным взглядом окинув Кателину ван Борселен, был счастлив позволить ей остаться при тетушкином дворе. Там она не узнает ничего опасного. Возможно, им даже удастся привлечь ее на свою сторону. Ему очень хотелось бы распустить эти великолепные блестящие волосы и даже пойти немного дальше, но тогда Антуанетта опять запрет перед ним двери спальни. К тому же он предпочитал более румяных женщин.
По правде сказать, в апреле новая фрейлина герцогини была еще не столь бледна. Эта перемена, вкупе с некоторыми другими, произошла с ней в мае месяце, а теперь, к середине июня, у Кателины не осталось никаких сомнений — она носила под сердцем ребенка, чьим отцом был слуга по имени Клаас. Это не должно было стать такой неожиданностью для нее, ибо она сама в гневе и упрямстве швырнула такую возможность к ногам богов. Она солгала Клаасу. Она сделала это, чтобы заставить его совершить то, что он совершил.
И что же теперь? Бедная глупая сестра герцогини употребляла зеленые яблоки и уксус, дабы уберечься от материнства Она могла испробовать это средство или кое-что похуже. Ведь она в Бретани, далеко от дома, и никто ничего не узнает. При каждом дворе была служанка, знакомая с кем-то — цирюльником или повитухой, — которые могли пойти против природы. Но нужно было иметь полную уверенность в успехе. Иногда младенец упорствовал и рождался изувеченным. Иногда сама мать могла умереть при родах.
А что, если она позволит ребенку дожить до срока? Тогда ей придется оставить двор, найти друзей, которые укроют ее, и отдать дитя на усыновление. Нет ничего невозможного для женщины с деньгами. Но она была совсем без средств и не могла представить, как сохранить подобное в тайне. Какой ужасный позор для семьи! Ради них ей необходимо обеспечить ребенка отцом. Так что Кателине как можно скорее требовался богатый и влиятельный любовник. Либо, разумеется, муж.
С богатым и влиятельным любовником проблем бы не возникло. Она догадывалась, что отец ее втайне мечтал, чтобы однажды она стала матерью, замужней или незамужней, бургундского принца. Он не станет упрекать ее за связь с любвеобильным герцогом, у которого имеется постоянная любовница. Но чем более знатным будет ее возлюбленный, тем более подозрительным покажется ему рождение сына или дочери всего через семь месяцев. И тем менее он будет склонен признать и воспитать это дитя. Тогда как супруг, связанный с нею куда более прочными узами, может пренебречь календарем и во всеуслышанье радоваться столь быстро явленному наследнику, только бы не прослыть дураком.
Она хотела заполучить мужа. Она надеялась принять какое-то решение здесь, в Бретани, подальше от нажима семьи. И от этого она оказалась совершенно свободна. С апреля она не получила ни единого письма. И в первые дни, прежде чем Кателина осознала происходящее, она искренне наслаждалась этой новой жизнью: нетребовательным обществом герцогини; знакомствам с драмами и актерами нового для себя двора; выбора своей собственной роли в этой игре. Она научилась избегать герцога и подружилась с его любовницей. Тем более неприятным оказался для нее первый визит Джордана де Рибейрака. Позже она искренне порадовалась, что в ту пору не ведала о своей беременности. Все произошло так неожиданно. Он объявился как-то поутру в приемной у герцогини. Маленькая комната вмиг сделалась простой скорлупкой для его массивного тела. На нем было платье из лукканского бархата и шляпа, расшитая золотом. На толстом свежем лице играла улыбка, но глаза раздевали ее донага.
В последний раз, когда синьор де Рибейрак оказался в Брюгге, Клаас едва не погиб в пожаре на Карнавале. В последний раз, когда она сама встречалась с сеньором де Рибейраком, он невозмутимо предложил лишить ее чести прямо на полу кухни, прежде чем жениться на ней. То, в чем она отказала ему, позднее, в ту же самую ночь, Кателина по собственной воле отдала Клаасу. Но об этом Джордан де Рибейрак знать не мог. Иначе он не просто оставил бы шрам у того на лице или нанял двоих нерасторопных убийц. Он прикончил бы его своими руками. Теперь же, казалось, он просто вознамерился нанести вдовствующей герцогине визит вежливости. Он провел в гостиной полчаса, поговорил со всеми фрейлинами. Уйти Кателина не могла. Ей не верилось, что он обратится к ней.