— Говорит капитан второго ранга. Первые ящики на палубе, сэр.

— Благодарю вас, — ответил капитан, не останавливаясь. Рейкс для него словно не существовал. Они повернули в коридор, прошли мимо комнаты стюардов и через железную дверь попали на бак. Ветер и мелкий дождь ударили им в лицо. Слева за ними в небо взвилась зеленая ракета, потом другая. Внутренний голос холодно подсказал Рейксу: «Все идет так, как и должно быть. Не думай о людях. Не позволяй этому типу, что безмолвно осуждает тебя, задеть твои чувства. Это не ты, не ты ходишь и командуешь здесь, а просто человек, которого заставили. Через несколько часов ты снова вернешься к желанному одиночеству».

С первой палубы Белль тоже увидела, как в небе вспыхнули два зеленых огня. Она уже не чувствовала ни беспокойства, ни облегчения. Все прошло так, как говорил он. Обдумать план, а потом выполнить его — вот главное достоинство Рейкса. Он знает, как захватить и удержать людей, как сделать их игрушками в своих руках. Есть ли у него настоящая нежность, та, что кормит и растит любовь… любовь к ближнему… к ней? Сейчас, может быть, и да, потому что все гладко подходит к концу. И возможно, потом то, что росло в нем, распустится и быстро зацветет… Боже, она так на это надеется. Так надеется…

Белль повесила сумку на поручень, открыла ее и одну за другой выбросила гранаты за борт. Потом поднялась на верхнюю палубу и пошла в кают-компанию.

Ей не пришлось поднимать шторы. Две занавеси были уже вверху, у окон собралась горстка людей. Они смотрели на бак. Белл сразу узнала его, высокого, в шляпе, пальто чуть-чуть шевелил ветер. Вертолет качался над палубой, шум мотора и винта проникал в каюту. Она увидела матросов, сгибающихся под тяжестью ящиков с золотом, троих офицеров. Одного, невысокого, с четырьмя кольцами на рукавах кителя, она узнала. Это был капитан.

— Что такое? — спросил кто-то. — Что случилось?

— Похоже на аварию. А может, рекламный трюк?

— Ночью — и без кинокамер? Как вы думаете, бармен?

Бармен подошел к окну, посмотрел и сказал:

— Кто его знает… Во всяком случае, ничего страшного. Вон капитан и младший офицер безопасности.

— А кто этот, в штатском? И что это за ящики?

Белль могла бы им все объяснить. Но, выглянув в окно, она поняла: у нее не хватит духу даже смотреть. Вон он стоит, в мыслях своих за тысячу миль от нее, а когда его поднимут на вертолет, эта тысяча превратится в две, в три, в бесконечность. Он улетит, и она никогда его больше не увидит. Этот приговор настолько тяготил Белль, что она не находила сил ждать его исполнения.

Лучше уж уйти в свою каюту с тщетной надеждой, чем на всю жизнь запомнить, как его уносят с палубы, прочь из ее жизни, в темноту облаков. Она отступила от окна и пошла к себе.

…Ящики лежали у основания теперь убранной складной мачты, перед цепями двух поднятых якорей. Вертолет, висевший над палубой, заглушал все звуки. Взглянув вверх, Рейкс увидел, как открылся боковой люк. Оттуда высунулась стрела лебедки, на несколько футов спустился трос. Незнакомый ему человек показался в проеме люка и бросил сеть. Трос начал медленно разматываться, тихонько покачиваясь на ветру вместе с вертолетом. Когда он спустился ниже, Рейкс заметил, как мелькнуло у люка лицо Бернерса. Они узнали друг друга, но вида не подали.

Стоявшему рядом капитану Рейкс сказал:

— В каждую сеть — не больше двадцати слитков.

Не обращая на него внимания, капитан повернулся и кивнул офицеру, когда понял, что тот слышал слова Рейкса.

— По десять ящиков, ребята. Берегись троса.

Матросы расстелили сеть, сложили в нее ящики, потом подтянули концы к середине и надели на крюк троса. Рейкс вскинул голову, поднял руку. Трос натянулся, сеть поднялась с палубы. Главный винт вертолета закрутился быстрее, сорвал ветром с матроса бескозырку, она покатилась по палубе, как белое колесико.

…Капитан первого ранга мистер Дормер смотрел вниз на палубу, не сводил глаз с Рейкса и думал: «Почему они не растерзают этого мерзавца?»

…Один из зевак сказал у окна кают-компании:

— Клянусь, в этих ящиках золото. Как вы думаете, они не налетчики?

— Что, вместе с капитаном и офицерами? Вы с ума сошли.

— А этот парень в штатском, у него же лицо закутано шарфом.

— Зубы, наверно, болят.

— И никаких опознавательных знаков на вертолете…

Когда сеть поднялась до уровня люка, стрела повернулась, Бернерс и его напарник взялись за сеть, раскачали и втащили ее в вертолет. Тотчас же на палубу упала другая, матросы стали ее нагружать. Рейкс посмотрел на часы. Бернерс опережал самое лучшее время, на которое он только надеялся. И почти все ящики уже были доставлены из спецкаюты.

…А юнга смотрел в центральное окно рубки, рассеянно водил тряпкой по стеклу. В пятидесяти метрах, почти на одном уровне с ним, висел вертолет. Мальчик даже разглядел пилота за приборами и двух человек с сетью. Юнга был неглуп, и ему захотелось узнать, кто управляет лебедкой. Когда трос спустился в третий раз, он заметил, что двое в кабине заняты нагруженной сетью. Они складывали вторую партию ящиков. Трос они не трогали, значит, лебедкой управлял пилот. Порыв ветра оставил на стекле капельки дождя. Без всякого приказа юнга включил щетки. Стало видно получше.

…А в каюте у Белль давно уже побывал стюард и заправил постель. На кровати лежала ее ночная рубашка. Она была сшита из шелка огненного цвета, очень коротенькая, с маленькими трусиками в придачу. Белль купила гарнитур в поездку. Но Рейксу не показывала.

Она разделась. Потом встала у зеркала. Еще не видно… или уже? Может быть, немного, но это ее не портит. Так сначала и бывает. Говорят, что-то особенное появляется. Ну что ж, кому как, но ей нужно нечто особенное, чтобы добиться своего. Только не снаружи, а внутри, то, что удержит его тогда, когда постель будет бессильна. Белль потрогала руками живот и подумала, что скоро он начнет расти. Рейкс сказал, что хочет ребенка, а это, наверно, что-нибудь да значит. Она потянулась за рубашкой и трусиками. Цвет, возможно, кричащий, но, черт возьми, разве не это нравится в постели мужчинам?

…Бернерс вспотел. В нем была сила, характерная всякому невысокому, жилистому мужчине, но чтобы таскать тяжелые ящики, рассовывать их по углам, оставляя место для других, приходилось отдавать ее всю без остатка. Пот капал с бровей и