ВКП(б) перед лицом победившего триумвирата, в лице товарищей Зиновьева, Каменева и Сталина.

— Так, кто ж знал…?

— Я ЗНАЛ!!! И неоднократно тебя предупреждал… Тоже, позабыл, да⁈

Молчит, потом нехотя сквозь зубы:

— Так ить, пронесло же!

— Дизентерией бы тебя в тифозном лагерном бараке «пронесло», — швыряю на стол копии телеграмм, — если бы я от твоего имени, не отправлял нужные телеграммы в Москву…!

Конечно, я несколько преувеличивал: в это время оппозиционеров — ещё не сажали и ещё не скоро сажать-расстреливать будут. Отстранили бы от «руля» и определили на какую-нибудь «безвредную» должность.

— … А теперь уездное и губернское начальство поменялось — а ты усидел. Думаешь, почему? Думаешь, за красивые глазки или вовсе за просто так — тебя снова «порекомендовали» в председатели Ульяновского волисполкома?

Да! Одолев Троцкого, Сталин принялся всюду расставлять своих людей и должность 1-й секретаря Нижегородского губкома ВКП(б) занял Андрей Жданов. Ну а тот уже заменил всех нижестоящих партийных руководителей.

Тот, ещё пытаясь залупаться:

— То сын мой — Ефимка!

Складываю из пальцев известную комбинацию и подношу к председательскому носу:

— Индийскую народную хижину — «фигвам» тебе, Фрол Изотопыч! Сын всегда будет на стороне матери — которую ты бросил ради какой-то сисястой дуры в красной косынке. А как относится к тебе твоя «бывшая» — ты сам прекрасно знаешь.

Насмешливо:

— Да, если по справедливости — ты мне кажный день магарычи должен ставить, что до сих пор на своей «англичанке» по городу ездишь — а не у меня в «шарашке» по бараку катаешься, с «машкой» между ног!

«Англичанка» — автомобиль компании «Роллс-Ройс», за окрашенный серебристой краской капот и посеребренную фурнитуру кузова получивший прозвище «Серебряный призрак» («Silvet Ghost»). Его я привёз Анисимову после последней командировки из Ленинграда и стоил он мне…

Да ладно, чего уж там!

Думал, уважу Фрола Изотовича и будет между нами мир и взаимопонимание до скончания веков — пока смерть не разлучит нас.

А вот посмотри, какая мне неблагодарная падла попалась, а⁈

«Машка» — это такая большая швабра, которой самые «привилегированные» заключённые — моют пол. Впрочем, это я стебался: в Ульяновском ИТЛ — не было никаких бараков.

Обалдевши, недоверчиво:

— Брешешь, ведь… Ну признайся — брешешь же!

— Собака брешет, Фрол Изотопыч! А я только истину тебе глаголю и ничего кроме неё!

Надо признаться, Фрол Изотович не пропил совесть на «корпоративах» волостной партийной верхушки, поэтому пряча от стыда глаза, промямлил:

— Извини, товарищ Свешников… Нашло что-то… Извини ещё раз.

— Да ладно, чего уж там, — без приглашения усаживаясь на стул перед ним и закинув нога на ногу, участливо говорю, — запарился ты, Фрол Изотович, понимаю: вон — похудел, аж весь — почернел от беспрестанных забот-хлопот… Всё ж на тебе — весь наш город и волость с ним: это ж надо — какая ответственность!

— Да, завалили из Центра бумагами, — жалуется, — бюрократы проклятые, передохнуть некогда! Только и знаешь — как отписываешься, отписываешься, отписываешься…

— Ты уж побереги себя — вредно в твоём возрасте так надрываться, Изотыч! С уже подорванным в окопах здоровьем, то.

Сказать по правде, товарищ Анисимов сам себе работы — процентов на восемьдесят пять, создаёт своей бестолковой суетливостью.

Тот, только разводит руками:

— Да, как тут побережёшься? Ты же знаешь наших олухов бестолковых — ничего им доверить нельзя!

Сделав вид, что крепко задумался…

— ЭХ!!! Была, не была — выручу я тебе ещё раз!

Недоумённо на меня пялится.

— Есть у меня на примете один человечек — для себя берёг, но что только для родной Советской Власти не сделаешь — на какие только жертвы не пойдёшь… Забирай!

Как мне доподлинно известно по нашим с ним взаимоотношениям, товарищ Анисимов понятия «Я» и «Советская Власть» — с самых пор установления последней, не отличал и, мою «жертву» с готовностью принял.

* * *

В созданном при Ульяновском исправительно-трудовом лагере — по моей инициативе, при поддержке ульяновской общественности и силами могущественного НКВД (не путайте с ужасным ОГПУ — в то время это были совсем различные конторы) «Особом проектно-техническом бюро № 007» (ОСТБ-007), прообразе знаменитых сталинских «шарашек» — я по-прежнему занимал скромную должность технического консультанта и имел решающее слово в подборе «контингента» из осужденных…

По сути же своей, я был здесь «Хозяином» — как меня за глаза называли зэка с чьей-то лёгкой руки.

По инструкции из Москвы подписанной самим Феликсом Дзержинским, Начальник исправительно-трудового лагеря занимался в основном охраной периметра и вопросами «режима» и, в вопросы внутреннего устройства не лез. Тем более уже к осени 1924 года, «ОСТБ-007» не только достигла самоокупаемости, но и давала некоторую — пока ещё довольно скромную прибыль в бюджет родного Наркомата внутренних дел. Получая в конверте из моих рук самую «малую толику» из этой прибыли — начальник ИТЛ дал мне полный карт-бланш и «стучал» «куратору» — в исключительно положительном для меня духе.

Как уже рассказывал, ещё в самом начале при создании «ОСТБ-007», я назначил главой внутренней администрации лагеря зэка Овильянского Илью Михайловича. Это довольно опытно-матёрый хозяйственник и администратор из бывших царских чиновников, к которому — за весь год его пребывания в лагере, у меня никаких претензий не было.

Илья Михайлович за шесть лет Советской Власти — шесть же раз умудрился побывать в «местах не столь отдалённых», но каждый раз после отсидки или амнистирования, его вновь брали на работу в госорганы…

Ибо, «кадровый голод» костлявой рукой — цепко держал большевиков за их лужённую глотку!

Последний раз нашему «герою» — достигшему возраста Кисы Воробьянинова, но в отличии от Остапа Бендера — так и не научившемуся «изымать» деньги не нарушая закон, впаяли за махинации стройматериалами один год. Практически отсидев его, тот — за действительный или мнимый (нет охоты выяснять) побег получил ещё год, с которым и пришёл к нам.

В ноябре 1924 года срок заканчивается и Илья Михайлович крепко чешет свой плешивый сверху череп в моём «лагерном» кабинете:

— На службу то-то меня возьмут, да вот где жить? С комнаты то, меня по суду выселили…

Повздыхав:

— … Как знать, где новую дадут?

Вопреки мной ожидаемому, он не торопится после «звонка» прописаться у нас в Ульяновске, а собирается вернуться в столицу. Однако, у меня на наго кое-какие планы — поэтому отвечаю, со всей серьёзностью:

— Эка печаль! И полугода не пройдёт, как Вы проворуетесь