по особым «опросникам» подыскивали среди нуждающихся студентов подходящих кандидатов и, заключали с ними соответствующие контракты сроком на три и семь лет. Чаще всего я платил кандидатам по 30 рублей в месяц, но попадались и отдельные одарённые личности среди наиболее дефицитных специальностей (например, химиков) — которые получали от меня авансом и все двести червонцев.

Такая практика продолжалась, правда, недолго.

Уже весной 1925 года, «Главпрофобр» специальным декретом запретил адресные выплаты. Физические лица отныне должны были башлять в специальный «стипендиальный фонд», откуда 30 процентов направлялись на выплату общих государственных стипендий.

Перспектива кормить чужого студента, меня не вполне устраивала по некоторым принципиальным соображениям и, я перешёл к натуроплатам.

Через агентов «Шанса», для кандидата снималось сравнительно благоустроенное (по сравнению со студенческой общагой) жильё, он снабжался канцелярскими принадлежностями для учёбы, ношенной одеждой и продуктовым пайком.

Последнее, кстати, я получал через Иохеля Гейдлиха — от благотворительной американской организации «APA[5]»: концентрат горохового супа, тростниковый сахар, тушёнка, сгущенка…

Это была просто пища богов для наших оголодавших студентусов!

* * *

Впрочем, я даже не ждал «у моря погоды» — когда студент наконец-то получит долгожданный диплом.

Советский Союз, пожалуй, был единственным местом в обитаемой части нашей Галактики — где существовал такой феномен, как производственная практика для учащихся высших учебных заведений. Ежегодно, эти представители будущей интеллигенции — толпами отправлялись на предприятия, где они в соответствии с какими-то мне неведомыми марксистскими теоретическими постулатами — должны были отработать не менее трёх месяцев в году. Студенты же технических ВУЗов, двухмесячные «циклы» изучения теории — чередовались с такими же двухмесячными циклами практики.

Хрень неимоверная!

Такая система обучения могла подготовить только кадры мастеров и техников, но не инженеров. Впрочем, на данном этапе развития — если всё делать по уму, конечно, это пошло на пользу: мастера и техники, тоже были необходимы промышленности — «как хлеб, как воздух». Но, советская бюрократия — являла удивительные примеры формализма при назначении студентов на практику и, поэтому очередная выдумка кабинетных марксистов-теоретиков — своим менталитетом бесконечно далёких от нужд реального производства, оказалась очередной же химерой.

Студента изучающего химию, к примеру — могли назначить кассиром, а экономиста — мойщиком шерсти. Лингвиста изучающего восточные языки — направить на швейную фабрику, железнодорожника — заставить строить станционный туалет типа «сортир многоочковый», а строителя — подрядить в «водители кобылы» у местного начальства.

Студенты-практиканты, видя такое дело, тоже относились к порученному занятию формально — делая всё абы как, чисто для «галочки» в документе.

Главное же: руководство предприятий — материально не было заинтересованно в студентах-практикантах. НЭП, приучил их считать каждую копейку, а по закону тем следовало платить не ниже 6 разряда 17-разрядной тарифной сетки. Поэтому чаще всего, их заворачивали ещё у проходной:

«Вы нам не нужны, товарищ студент, можете ехать обратно в свою альма-матер».

Однако ж, у меня в моей «подпольной империи» — совсем другое дело!

Мои «стипендиаты» направлялись на работу строго по специальности, работали не волыня и получали столько — сколько зарабатывали, заодно проходя довольно жёсткий отбор — перед тем как перебраться в Ульяновск на ПМЖ. Я отбирал лучших из них и не забывал делиться перспективными кадрами с Дыренковым.

* * *

Ещё вот, до кучи — раз разговор на эту тему начал…

У «жоржиков» и «мужиков» были совершенно разные мотивации учиться.

Если для первых учение в ВУЗе и в конечном итоге — получение диплома об высшем образовании, было зачастую делом семейным (мой папа был инженером и я им буду!), жаждой знаний или же самоцелью, то с вторыми — дело обстояло куда сложнее.

Прививаемая коммунистическая мораль, не всегда тютелька в тютельку совпадала с личностными установками и планами студентов из рабоче-крестьян. Вопреки от них ожидаемому, они искали не возможности по завету пролетарских вождей — практически даром трудиться на всеобщее народное благо…

А преференций для себя лично!

Вот же нежданка какая, а⁈

«Мужики», разделившиеся в свою очередь на «академиков» и «активистов» — выходцы зачастую даже не из городских рабочих — а из самых натуральных крестьян, видели в высшем образовании главную жизненную цель — сменить профессию и образ жизни, «выйти в люди», осесть в городе.

И, главное — повысить свой социальный статус!

Слабая общая подготовка, не позволяющая им опереться на базовое образование в познании вузовских дисциплин — компенсировалась огромной жаждой знаний, стремление взять «науку» наскоком, натиском, зубрежкой и начетничеством.

«Упорные бобры грызут гранит науки» — выражение, подходящее к этому типу студентов — как ни к кому другому. Слова Интернационала: «Кто был ничем, тот станет всем» — воспринимались ими буквально.

Это, так называемые «мужики-академики»!

Студент-мужик из подгруппы «активистов» — приходит в «шок и тремор» при одной лишь мысли, что из-за неуспеваемости — ему придётся бросить учёбу и вернуться обратно в деревню к прадедовской деревянной сохе с запряжённой в неё сивой кобылой или на завод к токарному станку с ременным приводом — раздолбанному ещё в Германскую. Он, при малейшей угрозе своему «светлому будущему» — теряет всякое душевное равновесие и зачастую даже человеческое достоинство. Именно этим объясняется его неутолимая жажда доносительства на «чуждо-классовую» профессуру, на «жоржиков» из «бывших» и даже на своих «мужиков» из категории «академиков».

Этим же можно объяснить и часто выбираемый «мужиками» наиболее лёгкий путь в «освоении» учебного материла — гиперактивная общественно-политическая деятельность. Самые хитрожоп…пые из этой категории советских студентов — делали ставку на комсомольскую, а затем — на партийную карьеру. При этом, сметливые хлопчики из хуторских селюков в вышиваночках быстро сообразили: быстрее всего карьеру можно сделать — выискивая и разоблачая «врагов». Вероятнее всего — это именно им, а не пресловутой сталинской паранойе — мы обязаны репрессиями 30-х годов: подросшие и набравшиеся опыта партийной борьбы активисты из «мужиков» — требовали бюджетных мест и, желательно — как можно ближе к самой вершине власти.

Наиболее креативному из этой когорты «мужиков-активистов» — усевшемуся жоп…пой на самой её «верхушке» (догадываетесь, про кого я?), удалось даже — казалось бы самое невозможное: распахав целину — убить сельское хозяйство, заставив чукчей и пингвинов выращивать «царицу полей» на своих льдинах — превратить многовекового экспортёра зерна в его вечного импортёра и, самое главное — морально уничтожить коммунизм прямо на съезде(!) Коммунистической партии, предоставив времени уничтожить страну в целом.

Уникальнейших способностей был тот лысый выблядок, щеголявший в малорусском нижнем белье!

Участь непролетарского студенчества, «жоржиков» — из так называемых «лишенцев», была весьма незавидной…

Мало того, что Советская Власть обрекла их