Жан-Жак услышал, что Cartier Paris снова продан. На этот раз продажа была более заметной. Роберт Хок был французским предпринимателем, который занимался инновациями в области газовых зажигалок для сигарет. Его компания Silver Match стала одним из ведущих мировых брендов зажигалок. У Хока было видение роскошного прикуривателя; разработав его, он искал престижное имя для поддержки. Бизнесмен понимал, что «вчерашняя показная роскошь и забота о привилегированном меньшинстве больше не работают… Роскошь необходимо сочетать с функциональностью, до сих пор презираемой кружком больших Домов».

После того как переговоры с Van Cleef & Arpels не увенчались успехом, Хок обратился к Кальметту в Cartier Paris и вышел на рынок со своей зажигалкой с именем Cartier – фирма называлась Cartier Briquet S. A. Его зажигалка под маркой Cartier имела быстрый успех, и, осознав потенциал, Хок обратился к братьям Данцигер с предложением купить у них Cartier Paris. Он видел, что «хотя престиж имени оставался неизменным», Дом Cartier переживал «кризис преемственности и кризис адаптации, ибо просто красивые украшения уступили место функциональным.

Данцигеры были открыты для переговоров. Хок со своим деловым партнером Джозефом Кануи создал консорциум, включающий итальянскую гостиничную группу Sviluppo и французский банк Paribas, чтобы купить бизнес. К началу 1972 года новость о выкупе компании попала в газеты. Отчеты в Le Monde и L’Express предполагали, что компания Cartier Briquet, с «ее двумя сотнями роскошных торговых точек во Франции и девятьюстами точками продаж в мире», будет отвечать за дальнейшую диверсификацию Cartier в часы, ручки и зажигалки. Они также отметили, что Cartier London остался единственным домом, находящимся под семейным контролем.

Вскоре после этого, летом 1972 года, умерла Нелли. В возрасте 90 лет, полная жизни и сильных убеждений, она была последней из старшего поколения. Жан-Жак, который был особенно близок с матерью, страшно горевал. И хотя он не мог работать бок о бок с отцом, все 27 лет – с тех пор, как он принял на свои плечи мантию Жака, – мать была за его спиной, поддерживая и поощряя. В промежутках между визитами к ней в Швейцарию они регулярно писали друг другу, сообщая последние новости о семье, повседневной жизни и бизнесе. Она видела Cartier London в годы его славы, когда Жак добился успеха, сосредоточившись на ценностях, которые его сын считал столь важными. Она была одной из немногих, кто понимал, почему Жан-Жак отказывался снижать качество – даже в ущерб прибыльности.

Семья отправилась во Францию на похороны Нелли в Версале. Она была погребена на том же кладбище, что и обожаемый Жак, хотя и не рядом с ним. Всю жизнь она сохраняла твердую протестантскую веру, и ее похоронили в протестантском склепе Харджесов, рядом с католическим склепом Картье. Здесь ее имя будет добавлено к имени ее родителей, братьев и сестер, а также любимой дочери Дороти, которая умерла за несколько лет до этого от рака.

После смерти Нелли события развивались быстро. Хок и Кануи предложили Жан-Жаку купить Cartier London. Раньше, хотя Жан-Жак и управлял лондонским филиалом, контрольный пакет акций принадлежал Нелли. Теперь ее состояние делилось между многочисленными наследниками. Дети Жака и Нелли, сами достигшие пенсионного возраста, имели возможность высвободить свой капитал, а не связывать его. Жан-Жак некоторое время сопротивлялся, но братья и сестры хотели получить свою долю наследства, и было нелегко продолжать использовать наследие отца без поддержки матери.

В довершение всего в октябре 1973 года начался нефтяной кризис. В течение шести месяцев цена барреля нефти выросла в четыре раза, и британская экономика оказалась под огромным давлением. Казалось, что в бутик на 175 Нью-Бонд-стрит приходило больше клиентов, желающих продать свои украшения, а не купить новые. С неопределенной прибылью для фирмы, трудным экономическим положением и давлением со стороны семьи Жан-Жак наконец согласился обсудить условия продажи. Это было нелегко. Но разрываясь между желанием продолжить дело предков и страхом, что на этом рынке компания может не выжить, он чувствовал себя потерянным. Пытался приспособиться, привлечь более широкую клиентуру, открыть бутик, путешествовать за границу в поисках богатых людей, придумать инновационные украшения, которые привлекли бы более молодых клиентов. Но мир неумолимо двигался вперед. Нужны были новые идеи, и он боялся, что уже не годится для этой работы.

В конце концов многочисленные факторы убедили Жан-Жака в необходимости подписать бумаги, которые положат конец семейному владению Cartier. Среди них была и возможность воссоединения всех трех ветвей. Хок и его инвесторы уже владели Cartier Paris, и он также говорил о покупке нью-йоркского отделения (что и произойдет через несколько лет). Даже если марка не принадлежит семье, рассуждал Жан-Жак, Cartier снова будет единой компанией. Именно на этом моменте сосредоточилась пресса, когда в начале 1974 года было объявлено о продаже: «Ювелиры Cartier находятся на пути к примирению семейных интересов», – сообщала The Times. Переговоры были завершены для восстановления «полного сотрудничества» между фирмами «в защиту славы Cartier».

Договорившись о продаже, Жан-Жак обратился к своим сотрудникам. Почти 30 лет назад, будучи молодым, нервным, неопытным руководителем, он собрал их вместе, чтобы попросить поддержки в бизнесе, который взял на себя. Теперь, в пятьдесят пять, он должен был объяснить людям, почему его продает. «Мы всегда были очень счастливы, работая вместе как семья, – начал он, – но, как показали недавние события в мире, семейному бизнесу в наши дни трудно или даже невозможно выжить. Я уверен, что работа на более крупную компанию, располагающую значительными ресурсами пойдет вам только на пользу». Эта речь была одним из самых трудных, что ему когда-либо приходилось делать. Мастера, специалисты по камням, продавцы и дизайнеры были его семьей. Он чувствовал огромную ответственность перед ними и памятью отца, он видел разочарование на их лицах.

В течение следующих недель поддерживающие письма и подарки сыпались от работников шоурума и мастерских. Жан-Жак собирался уйти в отставку. Он знал, что фирме придется измениться, чтобы выжить, но было больно смотреть на это. Перед уходом он произнес еще одну короткую речь. Персонал, как сказал Жан-Жак, был для него «второй семьей». Невероятно тронутый их добрыми словами, он попытался выразить «всю глубину моей благодарности за все, чем вы были, за все, что вы сделали».

Это был печальный конец Cartier как семейной фирмы. Жан-Жак держался, сколько мог. Прошло уже больше 10 лет с того момента, как Клод, разведенный и собирающийся снова жениться, продал нью-йоркский филиал. Минуло 8 лет, как Марион решила продать парижский филиал. С тех пор Жан-Жак нес семейный флаг в одиночку. Как единая семья, Картье, вероятно, смогла бы приспособиться к изменениям, но в одиночку это оказалось невозможным.

Потерянный сундук

Через два года после продажи Cartier London Жан-Жак и Лидия, выйдя на пенсию, переехали на юг Франции.