Жан-Жаку было грустно покидать страну, которую называл домом бóльшую часть жизни. Он продал бизнес, но поддерживал связь с сотрудниками, некоторые навещали его и Лидию во Франции. В беседах с ними Жан-Жак говорил о том, что он «глубоко заинтересован и озабочен» их будущим, ему не хватало той жизни, которую они вели на Нью-Бонд-стрит, 175.

Но тем не менее был готов к новой главе жизни. Это был невероятно тяжелый период: понимая, что цепляться за прошлое бесполезно, он чувствовал горькое разочарование от того, как все закончилось. Ему надо было переключиться на что-то другое. В его новом французском доме был огромный пустой сад, который только и ждал, когда его превратят в волшебный рай. В течение десятилетий Жан-Жак делал цветы из драгоценных камней; теперь он приложил свой талант к настоящим. В последующие годы его сестра Элис приезжала к нему из Англии с чемоданами семян, и они вместе сажали «живые произведения искусства».

Внуки приезжали на долгие летние каникулы и весело играли в его цветущем саду, не подозревая о том, какую насыщенную жизнь Жан-Жак вел до того, как стал их дедушкой.

Позднее, когда внуки стали старше, он иногда рассказывал о прошлом, вспоминая забавные семейные истории за обедом на солнечной террасе. А поскольку драгоценности, созданные им и его предками, продавались на аукционах с рекордными ценами, они начинали осознавать важность наследия их скромного деда и его предшественников. Хотя бизнес больше не принадлежал семье, в этих творениях была преемственность: вещи, ими созданные, будут жить дальше и рассказывать свою уникальную историю.

В 1974 году среди множества ящиков и коробок, сваленных в грузовик, направлявшийся из Доркинга во Францию, был потертый черный сундук с коричневыми кожаными ремнями. В нем, скрытое от посторонних глаз, находилось настоящее сокровище. Упорядоченный в аккуратных стопках писем, там жил целый мир переживаний и эмоций.

По прибытии в новый дом во Франции, когда мебель была расставлена по комнатам, одежда распакована и уложена, а картины развешаны по стенам, сундук оказался в углу винного погреба. Позже Жан-Жак будет искать его; не найдя, с грустью подумает, что потерял во время переезда из Англии. Но сундук просто будет ждать своего часа – там, в пыльном углу винного погреба. И дождется! Однажды, ровно через 90 лет после рождения Жан-Жака в Сен-Жан-де-Люз, его внучка станет искать бутылку шампанского, чтобы отпраздновать день рождения любимого деда. Увидев в тени подвала потрепанный сундук, она заглянет в него. Найдет стопку выцветших писем. Начнет читать. И откроет себе и миру новую страницу семейной истории Cartier.

Послесловие

Мы будем скитаться мыслью,

И в конце скитаний придем

Туда, откуда мы вышли,

И увидим свой край впервые.

В неведомые, незабвенные

Врата мы увидим, что нам

Здесь изучить осталось

Лишь то, что было вначале.

– Т. С. Элиот. «Литтл Гиддинг»

Есть несколько поговорок о семейных фирмах: «Что заработано первым поколением, будет растрачено третьим»; «Dalle stelle, alle stale» – «от звезд до конюшен». Идея здесь одна и та же: успех несет в себе разрушение. Исследование, проведенное в Гарварде, показало, что 70 процентов семейных предприятий либо терпят крах, либо продаются до прихода к власти второго поколения. Только одна из десяти остается активной частной компанией в течение третьего поколения. Cartier была необычна тем, что сохранилась как семейная фирма до четвертого поколения. Три талантливых брата смогли пережить жизненные бури, которые обрушила на них жизнь: от глобального конфликта до Великой депрессии. Двоюродные братья, лишенные общего воспитания, споткнулись о проблемы послевоенного мира, сочтя их неразрешимыми.

Мой дед был очень расстроен продажей фирмы. Было ощущение, что он подвел семью. Разумеется, Cartier продолжила свою деятельность и дальше; фирма должна была перейти в новые руки, чтобы добиться успеха. Жан-Жака, однако, не покидало чувство сожаления. Много лет он не говорил о прошлом. Рана была слишком свежей. Я родилась всего через несколько лет после того, как был продан лондонский Cartier. Пока я росла, в семье это не обсуждалось, старшее поколение держало все при себе. Я знала, что мой дед был Жан-Жаком Картье и сыграл определенную роль в истории фирмы, но для нас он был просто дедушкой – счастливым семьянином и садоводом.

Найдя сундук с письмами и записав воспоминания деда, я открыла окно в прошлое. Поначалу деду было трудно: он все еще переживал потерю семейного бизнеса. Но как только начал вспоминать далекое прошлое, старые раны, как ни странно, зажили. Рассказывая о поездках отца в Индию, о творческом видении дяди, о таланте деда покупать драгоценные камни, он вновь испытывал чувство гордости за то, чего достигла семья. Позже он поблагодарит меня за то, что я заставила его оглянуться назад; за то, что воспоминания будут сохранены и великие люди эпохи не забыты.

Я начала это путешествие, желая записать и запечатлеть некоторые истории, которыми дед делился за обеденным столом. Неожиданно я стала ближе к деду. Но по мере того, как копала глубже, я поняла: история семьи гораздо больше личных воспоминаний. Более десяти лет я пыталась встретиться или поговорить с потомками тех, кого знали мои предки, ибо каждая история имеет множество сторон, а человеческая память субъективна. Разнообразие собранных фактов и открытий, надеюсь, сделало эту книгу широкой панорамой прошлого. Удивительно другое: рассказ о семейной ювелирной фирме оказался неожиданно человеческим и трогательным. Истинная родственная связь способна преодолеть поколения. В Шри-Ланке и Индии, в Париже и Нью-Йорке люди приглашали меня в свои дома, общаясь как с родным человеком. По мере того как доставались фотографии, открывались маленькие красные коробочки, разворачивались драгоценные письма и альбомы для набросков, возникало ощущение общего прошлого, чувство, что мы связаны памятью и историей предков. Лишь в наших силах их сохранить.

Мое путешествие во времени охватывает множество мест и людей; я благодарна всем, кто добавил собственные драгоценные штрихи к широкой картине прошлого. С каждым новым разговором история становится все более красочной; надеюсь дополнять ее в течение жизни. Ибо обнаружила: то, что я считала концом, на самом деле является началом. И никогда не знаешь, когда круг замкнется.

Примерно в двадцати километрах от того места, где Луи-Франсуа основал свою первую мастерскую – к западу от Парижа, на дороге, ведущей из Версаля, находится кладбище «Гонард». Легко пройти мимо, не заметив: никаких знаков, только маленький крестик над прямоугольной каменной аркой. Внутри – огромная заполненная могилами территория в 32 акра (12,95 гектар. – прим. ред.), более 12 000 могил людей разных вероисповеданий. Верхняя часть выложена дорожками и обсажена деревьями, но в более людной нижней части, в северо-восточном ее углу, высится одинокий склеп. Неоклассический, выполненный в бледно-сером камне, он похож на часовню: внушительный, красивый, с витражными окнами, смутно различимыми за темными железными решетками. Высоко