Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из этого вытекало, что сталинская группа больше не желала терпеть в армии враждебность виднейших командиров в отношении Ворошилова.
Орджоникидзе тоже некстати влез не в свое дело. Неужели он считал, что в кадровых тонкостях Наркомата обороны он разбирается лучше Сталина?
Шестого июля 1936 года в Киеве был арестован соратник Якира комдив Д. Шмидт по обвинению в подготовке покушения на Ворошилова. За этим последовали аресты заместителя командующего Ленинградским военным округом комкора В. Примакова (14 августа), комбрига М. Зюка (15 августа), военного атташе в Англии комкора В. Путны (20 августа), заместителя командующего Харьковским военным округом комдива С. Туровского (2 сентября), начальника Летичевского укрепрайона в КВО комдива Ю. Саблина и других.
Все они были близкими Якиру людьми, без них он терял политическую устойчивость.
О тревожном положении Тухачевского свидетельствуют появившиеся в сентябре 1936 года в парижской эмигрантской газете «Возрождение» (использовавшейся НКВД для «слива» информации) статьи о скором аресте маршала. С этого времени над головой Тухачевского начинают сгущаться тучи.
Двадцать шестого декабря 1936 года на стол Сталина легла папка с информацией НКВД, полученная из Германии. В ней сообщалось, что Тухачевский был завербован немецкой разведкой, когда был в плену; во время Гражданской войны связь с ним прекратилась, но была восстановлена в 1925 году во время его пребывания на маневрах в Германии.
Сегодня известно, что эти сведения были ложными и были инициированы НКВД, для чего переданы тайному агенту советской разведки (жене высокопоставленного работника германского МИДа), а от нее попали в Москву как достоверная информация из надежного источника.
Но почему был такой заказ?
В исторической литературе, посвященной Тухачевскому, есть свидетельства о попытке привлечь маршала к заговору против Сталина. Так, начальник Управления по начальствующему составу РККА, комкор Б. Фельдман, близкий приятель Тухачевского, говорил ему: «Разве ты не видишь, куда идет дело? Он всех нас передушит, как цыплят. Необходимо действовать»298.
Маршал тем не менее отказался участвовать в военном перевороте.
Во время следствия по делу Ягоды и «красных генералов» выяснилось, что зондирующие разговоры с Тухачевским действительно велись, но не более того. В глазах многих он был потенциальным главой потенциального заговора, как и в 1923–1924, 1928 и 1930 годах. Поэтому в глазах Сталина он представлял явную опасность, степень которой зависела от политической ситуации.
Пятаков, конечно, являлся троцкистом. Названный Лениным в «Завещании» одним из лидеров партии, он был крупной личностью. Член партии с 1910 года, он командовал армиями в Гражданскую войну, был первым председателем Временного революционного правительства Украины, руководил восстановлением Донбасса, был заместителем председателя Госплана РСФСР, председателем Главного концессионного комитета, заместителем председателя ВСНХ, председателем правления Госбанка СССР. Его политические взгляды несколько раз вступали в противоречие с линией партии: он выступал против «Апрельских тезисов» Ленина, Брестского мира, введения НЭПа. После смерти Ленина стал сторонником Троцкого. В 1927 году на XV съезде он был исключен из партии, но после заявления о своем разрыве с Троцким получил партбилет обратно.
Во время следствия по делу «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра» был назван среди руководителей «Параллельного антисоветского троцкистского центра». 28 июля 1936 года арестовали его жену. Она дала показания о своих связях с троцкистами.
Находившийся в Сочи Пятаков срочно прибыл в Москву. Ежов предъявил ему показания, свидетельствующие против него, а также показания жены. Кроме того, Ежов сообщил, что Пятаков снят с должности заместителя наркома и назначен начальником Чирчикстроя в Среднюю Азию.
Растерявшийся Пятаков стал заверять Ежова, что не виноват, но за то, что не заметил контрреволюционной деятельности жены, достоин большего наказания и готов лично расстрелять ее и всех участников троцкистско-зиновьевского заговора.
На этом его мучения не кончились. 22 августа, завершая судебный процесс, прокурор СССР Вышинский сообщил, что решено начать новое расследование в отношении ряда лиц, в том числе и Пятакова. Далее последовал арест.
Пятаков был идейным коммунистом. Он держался в течение 33 дней, отвергая все обвинения. Потом признал свою вину. А. Орлов объясняет это тем, что Орджоникидзе уговорил Пятакова «уступить требованию Сталина и принять участие в жульническом судебном процессе, — разумеется, в качестве подсудимого». Нарком гарантировал, что смертного приговора не будет299. Как и многое в книге Орлова, это утверждение является апокрифом.
На самом деле Пятакова сломали во время многочасовых непрерывных допросов, применяя так называемую «конвейерную систему» и «стойки», во время которых подследственному не дают спать двое-трое суток подряд и не позволяют изменить положение тела.
Орджоникидзе в это время находился в Кисловодске, и ему туда присылали протоколы допросов Пятакова.
Тот признавался во вредительстве. Но то, что он называл вредительством (ошибки в планировании, ввод в эксплуатацию незавершенных объектов, отставание в строительстве жилья, «долгострой» и т. д.), было повсеместным явлением.
Орджоникидзе не верил в его виновность до момента очной ставки с ним в январе 1937 года. Жена Бухарина, который тоже присутствовал там, так передала его рассказ: «Внешний вид Пятакова ошеломил Н. И. еще в большей степени, чем его вздорные наветы. Этобыли живые мощи, как выразился Н. И., „не Пятаков, а его тень, скелет с выбитыми зубами“… Пятаков говорил опустив голову, стараясь ладонью прикрыть глаза. В его тоне чувствовалось озлобление, как считал Н. И., против тех, кто его слушал, не прерывая абсурдный спектакль, не останавливая неслыханный произвол.
— Юрий Леонидович, объясните, — спросил Бухарин, — что вас заставляет оговаривать самого себя?
Наступила пауза. В это время Серго Орджоникидзе, сосредоточенно и изумленно смотревший на Пятакова, потрясенный измученным видом и показаниями своего деятельного помощника, приложив ладонь к уху… спросил:
— Неужто ваши показания добровольны?
— Мои показания добровольны, — ответил Пятаков.
— Абсолютно добровольны? — еще с большим удивлением спросил Орджоникидзе, но на повторный вопрос ответа не последовало»300.
После этого свидания судьба Пятакова была решена, Орджоникидзе уже не мог защищать его. Однако нарком не оставил попыток оградить свое ведомство от чрезмерного внимания НКВД. Он не мог не понимать, что его личные права «неприкасаемого» члена Политбюро уменьшаются и что никаких особых отношений со Сталиным уже нет.
Скорее всего, под влиянием Орджоникидзе 13 февраля 1937 года на места была послана директива секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, начальникам управлений НКВД по краю, области. В ней выражалось прямое указание не арестовывать «директоров, инженеров и техников, конструкторов промышленности и транспорта и других отраслей» даже по согласию секретарей местных партийных комитетов, которые часто дают его ради собственной страховки. Аресты могут производиться только с согласия «соответствующего наркома». Если нарком противился, за разрешением спора надо было обращаться в ЦК ВКП(б).