– Нет, я поступил к нему месяц спустя после его женитьбы. Парфюмер был тогда в силе и пользовался покровительством могущественных лиц. Насильно вырвать из его рук сокровище было бы безрассудно – поэтому пришлось пуститься на хитрость. Каждую ночь, когда мы обыскивали дом, я усыплял обоих супругов, потом приводил Точильщика и его товарищей. За год мы исследовали каждый уголок в доме. Но между тем надо же было чем-нибудь жить и занять товарищей; и вот Точильщик и его шайка начали грабить окрестные деревни, причем не обходилось без его горячих шуток – он подогревал слегка ноги фермеров… и он так часто предавался подобным развлечениям, что об нем наконец пошла дурная слава. Что касается Сюрко, то мы еще не смели исполнить одну мою идейку.

– А! Твою идейку?

– Да, разумеется… у меня всегда было деятельное воображение, – отвечал Лебик скромно. – Продолжаю: наконец наступил тот день, когда сообщнику и всем покровителям Сюрко гуртом отрубили головы на эшафоте. В тот же день я имел счастье потерять милого Фукье-Тенвиля, так живо интересовавшегося мною. Сюрко присутствовал при их казни и, вернувшись с площади, принес на спине свой приговор, – две буквы «Т.Т.», означающие: «Товарищи Точильщика» – сигнал, заранее условленный, чтобы вернее покончить с парфюмером. Через два часа он отошел в вечность на руках своего соседа, галунщика Брикета.

– Брикет уже был в числе товарищей Точильщика?

– Нет, в то время это был еще честный галунщик и занимался втихомолку только печатью фальшивых ассигнаций… Этот секрет мы потом открыли и заставили его перейти в нашу шайку. Итак, мне и одному коммиссионеру было поручено перенести тело Сюрко на Кламарское кладбище. Когда мы добрались до улицы Лусталот, мой помощник был до такой степени измучен жаждой, что высовывал язык, как повешенный. Тогда мы поставили гроб на подмостки у входа в кабачок, и пока я спаивал моего комиссионера, товарищи поспешили подменить наш гроб на другой, наполненный кирпичами, который мы и снесли на Кламар. Теперь вы смекаете остальное?

– Все-таки доскажи, Лебик!..

– Когда Точильщик, с помощью своих средств, вывел Сюрко из летаргии, обманувшей даже докторов, то все было пущено в ход, чтоб вырвать у него секрет: угрозы, обещания, пытки – но все было тщетно. Мы снова принялись за обыск дома, но уже со всеми удобствами: разрушали и восстанавливали стены – однако по-прежнему без всякого результата, напрасно мы упорно искали сокровища там, где его не было… не подозревая, что, пустившись на разные хитрости, мы просто, как дураки, сами себя перехитрили.

– В чем?

– Когда мы переносили Сюрко в погреба, соседние с его домом, мы употребили все хитрости, чтоб заставить его думать, будто он за двадцать лье от Парижа.

– Черт возьми! Я и сам был в этом уверен после подобного путешествия.

– Если бы он не думал, что находится так далеко, и мог бы подозревать, что заключен в погребах Брикета, то сам бы выдал себя невольным страхом.

– Как же он ничего не узнал?

– Во-первых, потому, что его тюрьма находилась в одном из погребов «Черного барана», прилегающих к подвалам Брикета; во-вторых, эти два погреба мы так переделали, что их нельзя было узнать под всеми украшениями: обивкой, занавесями, коврами и мебелью. Это место служило логовом Точильщику, когда еще он не знал Пусеты.

– А как же ты открыл сокровище – ведь ты его стащил?

– Именно стащил! – весело отвечал Лебик. – Я же вам сказал, что вы сами указали мне на него, когда болтали у моей кровати на другой день после открытия выхода через печь, уверенные, что я сплю. Вы рассказали вашему другу о встрече с вдовой Брикета. Когда вы упомянули о недолгом найме погребов у галунщика, я внезапно сделал одно простое открытие: там и запрятаны червонцы!

– Я вижу, что ты не ошибся.

– Вот и Точильщик, явившись сюда, нашел, что пташки улетели.

– Он наконец добился признания Сюрко?

– Мы возбудили в сердце нашего добряка страшную ненависть к его жене, уверив, что она хотела избавиться от него и жить со своим возлюбленным. Для подкрепления наших слов мы показали ему прелестную картину: спящих в одной постели голубков. Старина начал бредить мщением, и ему предложили свободу в обмен на сокровище, но он все стоял на своем. В это-то время вы и похитили Пусету. Желание возвратить любимую женщину сделало Точильщика гениальным на выдумки, и он изобрел для Сюрко такие пытки, что старик, чувствуя, что со дня на день может разом лишиться жизни, мщения и золота, решился пожертвовал миллионами, чтоб жить и мстить. Точильщик поспешил сюда, потирая руки… но вместо миллионов нашел своего друга Лебика, готового поквитаться за старые долги.

– Ты хорошо поквитался с ним!

– Сознайтесь, что, не будь я смышленым малым, не видать мне своей доли сокровищ как собственных ушей: этот влюбленный болван собирался отдать вам их за Пусету. Дурака ожидало здесь то же, что и вас. Зайдя сюда, он упал в яму. Но, не успев вылезти из нее, он в ту же секунду был скручен по рукам и ногам и, с кляпом во рту, взвален на мои плечи! Я снес его в отель красотки и привязал под кроватью этой девочки, так что он не мог ни шевельнуться, ни крикнуть. Затем я послал за актрисой в убежище госпожи Сюрко, приглашая ее явиться в отель. Для успеха задумки я подделал почерк Ивона. Когда малютка явилась, я рассказал ей все, от аза до ижицы, – все похождения красавца Леандра. И он, лежа под кроватью, слышал все и не мог двинуть ни лапой, ни языком. А потом я ушел, догадываясь отчасти, что должно было произойдти дальше.

– Пусета умерла от удушения.

– И Точильщик воспользовался тем же удобным случаем; ему пришлось-таки повеселиться, дорогому моему другу, – сказал гигант с улыбкой.

– После смери главаря шайка рассеется.

– Ба!.. Он умер, найдется другой – на его место и с его же именем.

– Ты, может быть?

Лебик с удивлением вытаращил глаза.

– С какой радости? – спросил он. – Теперь, когда я владею миллионами, мне остается только запастись дипломом честного человека. И вот что: я так мало боюсь соскучиться с этим новым ремеслом, что мне пришла в голову мысль…

– Какая?

– Ивон – хитрая штучка, провел-таки Лебика. Да и вы кажетесь мне молодцом, Бог вас умом не обидел. Вы оба нравитесь мне. Вы могли убить меня – и не сделали этого… Я не забываю ни добра, ни зла. Моя бывшая хозяйка была добра ко мне – она ваша сестра, а ваш друг любит ее… Так уезжайте себе спокойно, а я присмотрю за Сюрко.

Гигант, по-видимому, собирался уходить.

– Лебик!.. Еще одно слово…

– Говорите!

– В письме, найденном у Точильщика, говорится об одной женщине – ей он возвращает свободу. Что за договор связывал мадемуазель Елену Валеран с бандитом?

– Господин Кожоль, – возразил Лебик торжественно, – даже у мошенников есть своего рода честь. Эта женщина безукоризненно выполнила условия договора – сохранила его тайну. Я, со своей стороны, не имею права удовлетворить ваше любопытство.