Северо-восточная придунайская часть Болгарии, разгромленная Святославом, сделалась, как сказано, провинцией Византийской империи и на некоторое время перестала обращать на себя внимание. Но еще в последние годы И. Цимисхия, по всей вероятности во время его походов в Месопотамию и Сирию, в западной части Болгарии, которая была вне русского нашествия, началось сильное движение, дошедшее на западе до Адриатического моря, на юге захватившее Эпир и Фессалию. При скудости источников было бы весьма трудно решать вопрос о том, произошло ли это движение против Болгарской династии потомков Симеона, или же оно вызвано было завоеванием восточной Болгарии царем И. Цимисхием. Гораздо важнее считали бы мы выяснение летописного известия о комитопулах Давиде, Моисее, Аароне и Самуиле, которым принадлежит основание нового Болгарского царства. Затеянное ими освободительное движение остается до сих пор мало понятным по своим побуждениям и по происхождению. Есть два обстоятельства, по которым можно хотя до некоторой степени поставить это движение в определенные границы. Во-первых, оно начато или комитом Шишманом, или его сыновьями-комитопулами. Титул комит, по византийскому употреблению, означает служебный чин, но едва ли в данном случае мы имеем в этом термине обычный смысл служебной иерархии, ибо никогда в византийской летописи сыновья, например, доместика, друнгария или веста не назывались по чину отца. Таким образом, комит Шишман и комитопулы обозначают туземное привилегированное состояние и должны быть объясняемы в смысле племенного представительства, как старшины или начальники комитатов, о которых сохранилось упоминание в повествовании о крещении Болгарии. В этом именно значении употребляют слово «комитопул» писатели Кедрин и Зонара (7). Во-вторых, византийское правительство в целях положить предел движению комитопулов нашло нужным послать в Болгарию содержавшихся в почетном плену сыновей умершего царя Петра, Бориса и Романа. Из этих фактов необходимо сделать заключение, что движение началось на почве стремления к национальной свободе и что в основании его лежала идея борьбы с византийским преобладанием. Есть возможность принять догадку, что царевичи были отправлены или даже бежали из Константинополя не позже 976 г., когда в Болгарии уже началось восстание, и что Роман даже принял участие в освободительной войне. Отчасти новый свет проливает на этот момент сообщение арабского писателя Яхъи (8).

Благодаря арабскому известию, основывающемуся на хорошем источнике, можно думать, что движение комитопулов было вместе и национальной и династической борьбой, направленной против Византии. Что касается местности, откуда началось движение и где была родина комитопулов, то едва ли можно настаивать на Тырнове, скорее бы следовало думать здесь об Охриде или Преспе, где найдена надгробная плита с надписью Самуила [161].

Хотя реальные условия в хронологическом и географическом отношениях остаются и после издания Яхъи так же мало известными, как прежде, тем не менее одна сторона дела получила некоторое движение вперед. Теперь ясно, что комит Шишман и его сыновья начали восстание еще в последние годы Цимисхия, а бунт Варды Склира отвлек внимание правительства от европейских провинций, где освободительное движение могло разрастись до неожиданно широких размеров. В то время как старшие комитопулы, Давид, Моисей и Аарон, один за другим сошли со сцены, около 980 г. власть перешла к младшему, Самуилу. Конечно, довольно странно звучат эти библейские имена, но мы не беремся входить здесь в объяснение этого факта. Первое, что должно быть отмечено здесь, это — быстрое распространение освободительного движения по всему почти Балканскому полуострову. Самуил, по словам византийской летописи, разорил весь запад, не только Фракию, Македонию и окрестности Солуни, но Фессалию, Елладу и самый Пелопоннис. Он взял много укрепленных городов, в числе коих важнейшим была Ларисса. В дальнейшем отмечается факт большого политического значения (9).

«Жителей ее он переселил во внутренние области Болгарии целыми семьями и, зачислив их в свои воинские списки, пользовался их содействием в войне против Византии. Перенес же и мощи св. Ахиллея, епископа Лариссы при Константине Великом, и положил их в Преспе, где была его столица».

Не говоря о том, что проникнуть до Лариссы болгаре могли лишь после продолжительных войн в Македонии, Эпире и Фессалии, следует обратить внимание на сопровождающие обстоятельства, в которых выражается политический смысл движения: имеем в виду переселение жителей-из завоеванных местностей в Болгарию и перенесение мощей св. Ахиллея. Это был греческий популярный святой, и перенесением мощей его в Преспу преследовалась цель примирить переселенных в Болгарию греков с новым отечеством. Кроме того, выясняется в настоящее время еще другая любопытная подробность (10). Самуил осаждал Лариссу в 980 г., но тогдашний правитель города Никулица-Кекавмен то дарами, то искусными мерами сохранил город в верности царю; в 986 г., когда в город был назначен другой правитель, не сумевший ладить с Самуилом, Ларисса была взята и ее жители переселены в Болгарию. Первые известия о принятых царем Василием мерах против болгар относятся лишь к 986 г.

Поход, предпринятый царем против Самуила, описан современником Львом Диаконом, хотя и не поставлен в связь с обстоятельствами, его вызвавшими, равно как отмечен у всех ближайших к этому времени писателей.

«После того как была совершенно рассеяна разбойническая шайка (11) мятежников Варды Склира, царь Василий направил свои силы против болгар, которых отчаянная дерзость, сопутствуемая убийствами, наносила вред ромэйскому могуществу и сопровождалась беспощадными опустошениями в Македонии и истреблением мужеского населения. Подчиняясь, однако, более взрыву негодования, чем серьезному обсуждению, он поторопился овладеть страною в один прием, но злая судьба обманула его надежды. Ибо хотя он пробрался по тесным и скалистым тропинкам и приблизился к Сардике, которая по-скифски называется также Триадицей, раскинул здесь свой стан и, окружив город, стоял под ним 20 дней, однако, по неспособности стратегов, войско проводило время в беспечности и праздности и ничего не достигло осадой города. И так болгаре сначала сделали засаду на тех, которые выходили из лагеря искать корму для людей и скота и произвели между ними большой бой и угнали множество коней и вьючных животных. Затем стенобитные и другие машины по неопытности людей, приставлявших их к стенам, не оказывали ожидаемого действия и были сожжены врагами. Наконец, начал ощущаться в войске недостаток в необходимых предметах, так как все привезенные с собою запасы уже оказались израсходованными вследствие неумеренного ими пользования. Все это побудило царя отступить с войском и направиться в Константинополь. После дневного перехода он остановился, чтобы дать отдых народу. На следующий день войску пришлось проходить по лесистой и овражистой котловине, — едва только миновало оно эту местность и стало занимать подъемы, как болгаре напали на греков, перебили между ними великое множество людей, захватили царскую палатку и казну и разграбили весь военный обоз. Тогда был на том месте и я, который описываю эту печальную историю, находясь при царе в качестве диакона. И я бы, конечно, погиб и сделался добычей скифского меча, если бы Божественное промышление не избавило меня от беды, помогши мне ускакать на коне. Остальное войско с большим трудом спаслось от болгар, воспользовавшись непроходимыми горными тропинками, и дошло до византийских пределов, потеряв конницу и весь обоз».