Этим описанием очевидца рокового поражения византийского войска в горах по дороге в Софию отмечается первое военное предприятие царя Василия. Поражение имело место 17 августа 986 г.

Приведенный рассказ очевидца, и притом мастера в историческом искусстве, поражает, однако, крайней осторожностью и служит характерной особенностью византийской летописи. В самом деле, автор не озаботился приведением необходимой для [162]

/К концу X в. языческая Россия порывалась к Византии всеми необузданными влечениями своей беспокойной природы. Столица империи не раз дрожала перед русскими полками. Составилось убеждение, перешедшее в мистическую литературу, что городу не устоять и что в конце концов он будет взят Русью. В многочисленных церквах наполненного святынями Цареграда читали акафист Богородице, восхваляя оказанную против русских помощь и умоляя о спасении против новых нападений. Святослав дал новое направление походам руси на Константинополь, показав, что при лучших обстоятельствах можно подойти к Константинополю с суши, и притом с болгарами. Но Русь врывалась в Византию не только своими завоевательными стремлениями, она давала о себе знать и некоторыми человечными сторонами: желала во что бы то ни стало установить правильные торговые сношения, выхлопотать привилегии для обмена своих произведений на греческие, интересовалась устройством быта и в особенности верой. Что же думала тысячелетняя империя и ее мудрые патриархи, цари и вельможи об юном народе, который так настойчиво привлекал к себе внимание их? Уж не в том ли вся тайна дипломатии византийской — подкупать и вооружать один варварский народ против другого и строить свое благо на погибели слабейших?

Нет, Византия нашла другие средства укротить Русь. Она медленно шла к своей цели и без оружия достигла того, что Русь принесла ей повинную голову и поступилась своими широкими политическими притязаниями.

В византийской литературе я не знаю более изящного выражения той мысли, что культура и духовные преимущества нации в конце концов всегда возобладают над варварством и дикой силой, как следующее место просвещеннейшего эллина XII в. Михаила Акомината. Приводимые слова имеют в виду латинян, завоевавших Константинополь и Грецию в 1204 г.

«Запустели города, в которых водились хоры муз и властвовала фемида и процветала философия. Но нам не следует предаваться унынию и ограничиваться сетованиями. Те, которые считают себя нашими повелителями, столько же понимают в словесном искусстве, как ослы в музыке. А мы не будем забывать философии и не перестанем украшать себя добродетелью и образованностью: в этом мы найдем действительное средство властвовать над нашими повелителями, как над дикими зверями. Захватив крепости и замки, они думают повелевать посредством насилия, отнимая у нас имущества и пищу. Но там не может быть надежного и прочного господства, где победители не обладают ни природными, ни приобретенными преимуществами. Никто же не скажет, что львы, леопарды или волки властвуют над людьми, хотя бы они когтями и зубами достигали того же, чего и наши повелители. И никогда не удастся им вполне победить нас, хотя бы они присвоили себе все наши стяжания, хотя бы оставили нас нагими или коснулись бы самой плоти нашей!»

Итак, Византия хорошо сознавала высокие преимущества своей культуры и образованности и, уступая внешней силе, не выпускала из рук орудий нравственного влияния.

Вы догадываетесь, что я подхожу к вопросу о византийских влияниях на Россию.

В русской литературе на этот счет нельзя указать установленного и господствующего мнения. Чаще, впрочем, раздаются порицательные приговоры о Византии и высказываются неблагоприятные мнения насчет качеств наших заимствований от греков.

Очень незначительное меньшинство ученых и литераторов говорят о византийском влиянии на Россию со всею сдержанностью, ссылаясь на то, что у нас очень мало сделано для оценки этого влияния. В самом деле, прежде чем составить себе понятие о количестве и качестве византийских влияний на Россию, нужно предпринять ряд отдельных исследований по специальным вопросам: о влиянии Византии на древнюю русскую литературу, о заимствованиях из Византии по части художественных идеалов, нашедших применение в искусстве, об обмене в области юридических понятий, в устройстве государственности, в домашнем быту и т. п. Понятно, что для общих заключений по этим вопросам у нас нет еще материала.

Для России в X в. не настояло еще надобности в тех обширных заимствованиях из Византии, которые впоследствии ручьем стали вливаться непосредственно через греческое духовенство, посредственно через южнославянские литературные произведения. В X в. Россия не могла не быть вовлеченной в общий исторический поток; для всех европейских новых народов представлялась одна и та же альтернатива: или принять христианство и тем положить начало к созиданию государственности, или уступить свое место другому. В этом отношении заслуги византийской империи бесспорны и никакая научная теория не вычеркнет их из истории.

По преимуществу на долю Византии выпала воспитательная роль новоевропейских народов. Признавая ее заслуги, оказанные человечеству тем, что она имела благодетельное влияние на дикие орды варваров, воспитанные ею в исторические народы, мы не должны забывать и понесенных ею великих жертв на пользу всей Европы. Следует ли перечислять последовательный ряд варварских вторжений в Европу, которым Византия ставила преграды и полагала пределы? Мало того что, устояв против врагов, она долгое время оставалась очагом и светочью просвещения, она старалась частию убеждением, частию проповедью христианства и цивилизующим влиянием укротить и облагородить дикарей, приучив их к выгодам гражданской жизни. Под ее влиянием разрозненные славянские колена и племена, равно как болгарская и мадьярская орда, выросли в исторические народы. Словом, она сослужила для восточноевропейского мира ту же благодетельную миссию, какую Рим — для галлов и германцев. Восточные народы обязаны ей верой, литературой и гражданственностью.

Нам не идет повторять без оглядки фразу, которая в сущности исторически не верна, что мы приняли из Византии не настоящее просвещение и, не разобрав хорошего от дурного, стали слишком рабски воспроизводить испорченные идеалы византинизма. Прежде всего иных организующих начал нам неоткуда было принять, кроме того, Западная Европа того времени была ниже Византии и сама пользовалась плодами эллинской культуры. Один из германских императоров X в. совершенно добродушно старается счистить грубость саксонской натуры и раздуть в себе искорку любви к греческой науке. Один славянский князь ищет, откуда бы позаимствоваться лучшими учреждениями для своего народа, и находит их в Византии, так как отсюда на все страны распространялся добрый закон.