Иван, не чувствуя взаимности, пытался всячески разбудить женское вожделение, но девушка отвечала привычными движениями, без огонька страсти. Наконец, Надя, решив помочь Ивану, оживилась, изображая страсть, и закрыв глаза, представила себя в объятиях Дмитрия. Страсть вдруг пробудилась по-настоящему, девушка застонала, забилась в руках мужчины и, словно в забытьи, Надя прошептала: «Хорошо, Димчик, хорошо, хочу ещё!» Эти слова словно оглушили Ивана. Он обмяк, потеряв желание, освободил девушку от своих объятий и молча лёг рядом. Надежда затаилась, поняв, что её слова нанесли непоправимую обиду мужчине.

– Ты назвала меня кличкой своего совратителя, – после долгого молчания произнёс Иван, – значит, в минуты близости ты вспоминаешь о нём, потому и глаза закрываешь, чтобы меня не видеть. Мне иногда кажется, что в нашей постели, между нами лежит какой-то мужчина, похожий на чёрта, и злорадно улыбается. Обидно услышать такое от любимой женщины, – закончил Иван, взял подушку и ушёл в кабинет спать на диване.

Надежда, оставшись одна, тихо плакала в бессильной обиде на саму себя за допущенную обмолвку.

– Неужели прав был Дмитрий, когда говорил, что я буду помнить его всю жизнь с другими мужчинами. Ведь я хочу быть с Иваном, и мне с ним уютно и спокойно, но вспомнила Дмитрия и проговорилась, поддавшись страсти. Может Иван ещё и простит меня, но надо быть осторожнее и постараться выбросить из головы этого Димчика, который и без этого принёс мне много несчастий, а я продолжаю его вспоминать в самое неподходящее время любовных занятий.

Но покаянные мысли не принесли облегчения девушке, и она, измаявшись, уснула в слезах и горестных вздохах.

Утром Надежда проснулась поздно и с головной болью, чувствуя себя совершенно разбитой. Выйдя на кухню, чтобы позвать Дашу, она вспомнила, что сегодня воскресенье, и в этот день они отпускают служанку домой, обходясь самостоятельно.

Надя вышла во двор. Вчерашнего погожего тепла как не бывало. По небу низко неслись свинцовые тучи, временами накрапывал холодный дождь, порывы ветра уносили последние листья с оголившихся деревьев: наступало осеннее ненастье, и в душе девушки тоже было пасмурно и тоскливо.

Зябко поёживаясь, она пробежала в туалет, стоявший скворечником за сараем, затем умылась холодной водой, поставила самовар, собрала на стол к завтраку и потом несмело постучала в дверь кабинета, приглашая Ивана к завтраку. Ответа не последовало: тогда девушка приоткрыла дверь: диван был пуст, Иван ушёл. Лишь теперь девушка заметила, что пальто Ивана, висевшее в прихожей, тоже нет. Обессилев от случившегося, она прошла в спальню, бросилась на кровать и забылась в прострации чувств под сипение кипящего самовара, доносившееся из кухни.

Иван, проснувшись рано утром, тихо оделся и вышел из дома на улицу, пытаясь привести мысли в порядок и решить, как жить дальше. В голове стучала обида, но решение не приходило. Холодный ветер гнал опавшие листья вдоль улицы, временами моросил дождь, и Иван, не выбирая дороги, пошёл к Днепру по случайной тропинке.

На берегу Днепра ветер усилился, тёмная вода тяжело плескалась у берега, а вдали одинокая баржа с лесом торопилась вниз по течению, чтобы успеть куда-то до ледостава.

– Бросить всё и уехать, куда глаза глядят, а ведь хорошо устроились: жить бы да жить, но как жить с женщиной, которая мечтает о другом мужчине? – вновь и вновь размышлял Иван, присев на корягу у спуска к реке, бросая камешки в воду и наблюдая, как они с плеском уходят на дно. – Может и мне кинуться вниз, вслед за камушками и пусть всё закончится в один миг? Интересно, Надя заплачет или нет? Наверное, заплачет, хоть и говорят мужики в деревне, что женщина, доставшаяся тебе после другого мужчины, порченная для семейной жизни. Для утехи хороша, а для семьи не годится – не будет лада.

Женщины бывают как кошки, а бывают как собаки. Кошку кто погладит, тот и хозяин. Вот Лев Толстой писал про Анну Каренину, женщину-кошку. Муж её не гладил, а погладил Вронский, и она побежала за ним. Перестал гладить, ушёл и другого не оказалось рядом, вот она и взбесилась и бросилась под поезд.

Женщина – собака предана одному хозяину, и будет верна в мыслях и поступках ему до конца, а другим позволяет лишь заботиться о себе.

Чехов в рассказе «Душечка» верно уловил главное призвание женщины – жить интересами мужа, и неважно тогда, что этот муж второй, или третий даже. Я напрасно надеялся, что Надя, как Душечка, всё забудет, со мною вместе начнёт жить заново и будет у нас любовь и лад. Но она обидела меня. Пусть и невольно, но обидела до смерти. Как такое простить?

А может, всё не так плохо, как кажется? Она молодая, глупая в семейной жизни и, наверное, сейчас плачет в подушку от своей глупости, – помягчел Иван, зябко кутаясь в пальто от промозглого ветра и вспоминая, какое ласковое тепло исходит от Нади, когда она, прижавшись сбоку, спит у него на плече, обняв рукой и закинув ногу сверху.

Ветер продувал насквозь, и, ничего не решив, Иван пошёл прочь от реки без всякой цели, гонимый холодом и тоской.

На пути оказался трактир: фактически такой же дом, как жильё Ивана, только приспособленный для приёма посетителей.

У трактира крутились два-три пьянчуги в надежде на подачку сердобольного прохожего, а чуть поодаль на бревне сидела женщина неопределённого возраста с испитым лицом и одетая в какое-то тряпьё.

Женщина вдруг встала, подошла вплотную к учителю и проговорила: -Здравствуйте, Иван Петрович! Аль не признали свою Арину в этом обличье? Я и сама себя не узнаю, где уж вам, барину, признать бывшую служанку, что любила вас на диване!

Иван вгляделся в синюшное лицо женщины и с удивлением признал в ней свою Арину, когда-то служившую ему по дому во времена учительства в селе Осоком. У него была с ней плотская страсть к взаимному удовлетворению без греха, поскольку он был не женат, а она вдовствовала с малым сыном. Сейчас перед ним стояла совершенно опустившаяся женщина, нечистая и в рваном платье: по всему видно сильно пьющая и гулящая.

– Да, такая вот я стала, Иван Петрович, но вины вашей здесь нет – так жизнь моя сложилась: сначала умер муж, это ещё до вас было, а год назад и сынок мой, Сашенька, погиб на работе.

Как вы уехали из села, я следом сюда перебралась с сыном, купила избёнку в Заречье, по письму вашему устроилась в семинарию уборщицей к девочкам,