Доррин согласно кивает. Помявшись, начальник рудника произносит:

— Только... не то чтобы я не доверял Черному, да еще явившемуся с письмом от Совета, но... понимаешь...

— Хочешь получить залог?

— Обманывать ты не станешь, но вдруг у тебя ничего не получится? Что тогда? Мне придется везти листы назад, да потом их еще и плющить — такие толстенные никто, кроме тебя, не возьмет.

— Десять золотых. В счет стоимости железа, но, если мы подведем, оставишь себе как штраф. И я буду выплачивать тебе еще по десять всякий раз по получении новой партии.

— Это по-честному.

Доррин отсчитывает десять золотых, стараясь не думать о том, во что грозит обойтись его затея.

— Через четыре восьмидневки ты пришлешь проводника, чтобы он отвел мою подводу к южной бухте. Туда, где тебя угораздит обосноваться, — говорит Корбов.

Они ударяют по рукам.

— А ты крепче, чем кажешься с виду, — замечает начальник рудника.

— Спасибо на добром слове.

— Он согласился бы и на восемьдесят, безо всякого насоса, — замечает Лидрал, когда они с Доррином покидают контору.

— Догадываюсь. Но сейчас он доволен. Считает, что выгодно сторговался. Дам я ему насос, самый лучший. Этот малый может нам очень пригодиться. Я не хочу ограничиваться одним кораблем.

— Думаешь, они тебе позволят?

— Думаю, у них нет особого выбора. Разве за все это время в Крае Земли в порту пришвартовался хоть один корабль? Они вовсе не хотят, чтобы весь мир отгородился от Отшельничьего, а дело идет именно к этому.

Доррин знает, что прав, однако помнит и то, какого мнения придерживается на сей счет его отец. А воля иных людей твердостью не уступит железу, из которого сделан корабельный двигатель.

Слева тянутся луга, которые заканчиваются у крутого обрыва над Восточным Океаном. Справа невысокие утесы нависают над Кандарским заливом.

В траве петляет узенькая речушка, по берегам которой кое-где притулились чахлые дубки. А вот трава вымахала по стремена. Тишину над равниной нарушают лишь приглушенный плеск волн, жужжание насекомых, перестук копыт да скрип повозки.

— Чудная какая-то дорога, — замечает Лидрал. — Широкая, мощеная, а никуда не ведет.

— Принято считать, что это был последний замысел Креслина, — поясняет Доррин. — Он придавал дорогам огромное значение и настоял на том, чтобы проложить Тракт через весь остров. Но до побережья дорогу так и не довели. Она обрывается примерно в половине кай от бухты. Там болото, а мостить топь не сочли нужным.

— Это потому, что умер Креслин, — сухо добавляет Кадара. — Проживи он подольше — и болото бы замостили, и порт на юге бы построили.

— Кажется, я начинаю понимать, почему тут так много одержимых, — говорит Лидрал. — Всем охота не посрамить память великого безупречного героя.

— Вообще-то он был не таким уж безупречным, — отзывается Кадара. — Заставил Мегеру пройти через полный демонов ад, а потом, словно во искупление, последовал за ней. При рождении дочери оба они едва не погибли.

Доррин молчит, размышляя о словах Кадары. Должно быть, великие деяния требуют жертв — и не только от творцов этих деяний, но и от тех, кто их окружает.

— А что стало с этой дочерью?

— Выросла, своих детей родила... Спроси лучше Доррина.

— Доррин, расскажи!

— Звали ее то ли Дайлисс, в честь Креслиновой матушки, то ли Ллиз, в честь его сестры. У нее было трое детей...

Поднявшись на гребень холма, Доррин останавливается. Дальше тракт делает по склону широкую петлю. За поворотом начинается последний, прямой как стрела, отрезок дороги, упирающийся в прочерченную узким водным просветом заболоченную равнину. Петляющая речушка дважды пересекается с трактом. В этих местах через нее переброшены каменные мосты. Потом она исчезает в том самом болоте, возле которого обрывается каменное мощение и которое окружает бухточку с трех сторон.

— Не очень-то это похоже на гавань.

— В нынешнем виде — да, — соглашается Доррин. — Но бухту можно значительно расширить с помощью взрывов. К северу от болота почва твердая, а если раздробить здешние скалы, получится прочный черный камень. Превосходный материал для строительства.

— Ты оптимист, — усмехается Кадара.

— Машину-то я построил, — напоминает Доррин и направляет мерина вниз.

Переглянувшись, Лидрал с Кадарой едут за ним. По мере спуска воздух становится более влажным. Появляются тучи мошкары.

— Что дальше? — спрашивает Лидрал, остановив повозку у края трясины и отмахиваясь от насекомых.

— Я хочу проехаться по болоту, посмотреть, что да как.

— Но повозка через топь не пройдет.

— Привяжи здесь. Думаю, на небольшое расстояние Басла вполне сможет снести нас обоих.

Юноша освобождает стремя для Лидрал. Она взбирается на его коня и устраивается у него за спиной.

— Думаю, нам придется ехать медленно, — замечает он.

— Думаешь? Должна сказать, это не самое удобное положение, в каком мне приходилось бывать.

Она обхватывает его за талию, и юноша ухмыляется.

— Бросай-ка свои ухмылочки.

— Откуда ты знаешь, я ж не затылком улыбаюсь?

— Чувствую.

— Она тебя хорошо знает, — подает сзади голос Кадара.

— Здесь почва потверже, — говорит Доррин, направляя мерина вдоль левого края болота и с удовольствием ощущая руку Лидрал на талии.

Ближе к берегу, когда плеск волн становится громче, юноша замечает, что выбрался на твердую площадку.

— Давайте остановимся, — предлагает он. — Хочу взглянуть, что тут такое.

Он помогает спуститься Лидрал, после чего спешивается и разгребает тонкий слой почвы, под которым обнаруживается плоская каменная плита.

— Ого! Похоже, когда-то здесь держали заставу. Возможно, и бухту использовали.

— Наверное, это было очень давно.

— Очень, не очень... — пожимает плечами Кадара. — Нам-то какая разница?

— Разницы особой нет... разве что бухта может оказаться глубже, чем мы предполагали. Хотя, если она рукотворная...

— То может оказаться и мельче?

Похоже, Доррин прав: здесь велись когда-то земляные работы. По обеим сторонам бухты все еще лежат груды камней.

— Бухту все-таки придется расширить, не для «Алмаза», так для следующего корабля.

— Следующего? — переспрашивает Кадара. — Неужто они позволят тебе построить еще один?

— Уже позволили.

Оглянувшись, Доррин оценивает размеры болотца.