которой Бегин говорил, что она продлится два дня, длится уже второй год, и конца ей не видно. Цена войны в человеческих жизнях, к которым Бегин был особенно чувствителен, все время возрастала. Группа демонстрантов у его дома несла табличку, на которой постоянно обновлялось число жертв. К моменту отставки Бегина в Ливане погибло более пятисот израильских солдат. Погибшие родители возлагали на Бегина ответственность за бессмысленную гибель своих близких. Один из отцов отправил Бегину страшное письмо, которое заканчивалось следующими словами: "И если в тебе есть хоть искра совести и человечности, пусть моя великая боль - страдания отца в Израиле, чей мир был разрушен, - преследует тебя вечно, во время сна и бодрствования - пусть это будет знаком Каина на тебе навсегда". В Бегине действительно была искра совести и человечности, по крайней мере, когда речь шла о еврейских жизнях, но груз вины в конце концов одолел его.

Центральный комитет Ликуда избрал Ицхака Шамира преемником Бегина. Контраст темперамента, характера и стиля вряд ли мог быть большим. Один был непостоянен и меркантилен, другой - тверд и надежен. Один был харизматичен и властен, другой - скучен и угрюм. Один был завораживающим оратором, другой с трудом мог связать два предложения. Серость характера и отсутствие харизмы Шамира, возможно, даже помогли ему избраться. Некоторые члены Ликуда видели в нем своего рода израильского Клемента Эттли, надежную пару рук и желанное противоядие от драматизма и страстей, присущих церковному стилю руководства Бегина.

Однако с точки зрения мировоззрения и идеологии разница между Шамиром и Бегином была не так уж велика. Оба были учениками Зеэва Жаботинского. Оба были преданы Земле Израиля. Оба были приверженцами лакримозной версии еврейской истории, рассматривая ее как длинный ряд испытаний и несчастий, завершившихся Холокостом. Оба с подозрением относились к внешним силам, и оба были убежденными сторонниками самостоятельности Израиля. В некоторых отношениях Шамир был более непримиримым, чем Бегин. Для Шамира не могло быть отступления ни с какой территории, а не только с территории Земли Израиля. Именно поэтому он выступал против ухода с Синая и поддерживал аннексию Голанских высот. Он вообще не воспринимал идею торга и компромисса, его природным инстинктом было твердо стоять на своем перед лицом внешнего давления.

К 10 октября Шамир сформировал коалицию, в которую вошли многие из тех же министров и партий, что и раньше, и Кнессет утвердил основные направления ее политики. Главная задача нового правительства состояла в том, чтобы вывести ЦАХАЛ из Ливана на максимально выгодных условиях и с наименьшим риском для Израиля. Вскоре после вступления в должность Шамир получил документ из отдела планирования ЦАХАЛа. Планировщики не видели перспектив вывода сирийских войск из Ливана и, соответственно, рекомендовали односторонний вывод израильских войск. Эта рекомендация шла вразрез с тенденцией к конфронтации с Сирией, которая проявлялась в Вашингтоне под руководством Джорджа Шульца. Шульц пришел к выводу, что Сирия не поддается дипломатическому давлению и уговорам и единственным языком, который она понимает, является военная сила.

Стратегический диалог между США и Израилем был возобновлен во время визита Шамира в Вашингтон в ноябре 1983 года. Шамир согласился не начинать новый односторонний вывод войск до тех пор, пока американские морские пехотинцы остаются в Ливане, и не инициировать крупный военный акт против Сирии без предварительных консультаций с Вашингтоном. Союзники также договорились действовать совместно, оказывая "постоянное тактическое и стратегическое давление на Сирию", чтобы вынудить ее вступить в переговоры с Амином Гемайелем о выводе своих войск из Ливана. Однако эта жесткая политика не достигла своих целей. Сирийцы не собирались выполнять соглашение от 17 мая, которое полностью игнорировало их интересы. Американо-израильская ось не справилась с задачей сдерживания Сирии и удержания на расстоянии внутренних противников президента Гемайеля. В марте 1984 г. он был вызван в Дамаск и получил приказ отказаться от соглашения 17 мая. В результате политика Израиля изменилась: от опоры на ливанское правительство и армию он перешел к поиску механизмов обеспечения безопасности в Южном Ливане в сотрудничестве со своими христианскими сторонниками. Таким образом, под руководством Шамира Израиль остался вовлеченным в затяжной и дорогостоящий, но безрезультатный конфликт в Ливане.

Политические результаты войны вряд ли могли быть более разочаровывающими, особенно если сопоставить их с ожиданиями Ариэля Шарона, главного архитектора войны. Большой план" Шарона был основан на ряде предположений, которые при проверке на прочность рухнули, как ряд домино. Самое большое заблуждение, лежащее в основе всех остальных, заключалось в том, что военное превосходство Израиля может быть трансформировано в долгосрочные политические достижения. На самом деле соотношение между военной мощью и политическими достижениями никогда не было благоприятным в случае Израиля, и Ливанская война не стала исключением. Шарон неверно оценил политическую карту Израиля, не осознав, что национальный консенсус неизбежно будет нарушен, учитывая наступательный и экспансионистский характер этой войны. Планируя уничтожение ООП, Шарон недооценил устойчивость этой организации и невоенные источники ее силы. Шарон также неверно оценил политическую карту Ливана и заблуждался, полагая, что маронитская гегемония может быть утверждена перед лицом всей оппозиции. Шарон рассчитывал, что политические изменения в Ливане запустят цепную реакцию, которая затмит всех врагов Израиля и выведет его на позицию неоспоримого регионального хозяина. Политические изменения, к которым стремился Шарон, могли быть достигнуты в Ливане только через труп Сирии. Шарон понимал, хотя и не признавался в этом своим коллегам по кабинету, что изгнание сирийских войск из Ливана необходимо для того, чтобы Израиль стал доминирующей региональной державой. Но он в очередной раз недооценил упорство и стойкость Сирии. В ходе Ливанской войны Сирия потерпела серьезные военные поражения, но, подобно Гамалю Абдель Насеру в Суэцкой войне, Хафез Асад вырвал политическую победу из челюстей военного поражения.

Если Шарон был главной движущей силой войны в Ливане, то Бегин нес за нее полную политическую ответственность. Хотя его ожидания не были столь грандиозными, как у Шарона, Бегин также стал жертвой принятия желаемого за действительное. Нанеся смертельный удар по ООП в Ливане, Бегин надеялся не только добиться мира в Галилее, но и победить палестинские притязания на государственность на территории, которую он и его партия считали Землей Израиля. После того как ООП будет разгромлена в своем оплоте в Ливане, утверждалось, что всякое эффективное палестинское сопротивление установлению постоянного израильского правления на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа прекратится. Короче говоря, для Бегина не меньше, чем для Шарона и Эйтана, война в Ливане была войной за Землю Израиля. Но предполагать, что палестинская проблема будет решена военными действиями