А потом оказалось, что интересуется книгами Оса не из-за случайной прихоти, а по просьбе королевы. И гишо снова ощутил себя ничтожным существом пятого ранга, использованным ради большого и важного дела. Он продолжал писать стихи, но больше не отвлекал важную госпожу их чтением. Мильоса быстро сообразила, что ее сочли корыстной.

– Как она меня гоняла по архиву! – рассмеялся Эдиль. – У нее была боевая оса в поясе, а у меня только пуховка для удаления пыли с переплетов.

– Ты еще и бегал плохо, – отметила Оса, весело блеснув глазами. – Надо проверить, что изменилось за прошедшее время. А то Кошку Ли уже наверняка катают. Чем я хуже?

На заставу Оса и ледяной кентавр добрались после полудня, но следующего дня – они проговорили у сосны почти двое суток, едва замечая время. Костер горел жарко, маг зимы знал немало заклятий от переохлаждения, припасов оказалось вдоволь. И рассказов о прошлом – тоже. Мильоса слушала, глядя в странные прозрачные глаза почти без зрачков. Пыталась понять, почему нелепое ледяное лицо ей не кажется чужим, холодным и странным.

Потом маг стал припоминать свои невесть когда написанные стихи. Оса снова слушала, и ей было горько от мысли, что все происходящее невозвратно, нереально и скоротечно. И что все слова соединены в безупречный узор на староэльфийском – для другой Мильосы. Боль не отпустила от костра во вторую ночь: как можно тратить впустую считаные дни, случайно выпавшие им двоим? И та же боль прогнала к заставе, требуя хоть недолгого уединения. Осе казалось почти мучительным то, что теперь не составляло труда представить глаза Эдиля – серыми, обычными. И ледяное лицо не мешало видеть его – эльфом. Вот только все прочие имеют впереди целую вечность, а этому одному отпущено считаное число дней, так несправедливо и страшно…

К заставе они шли молча. Тишина наливалась тяжестью невысказанного, но – ненадолго. Потому что где бродит пестрая играющая Кошка Ли, там духи зимы бессильны нагнать печаль!

Лэйли вышагивала прямо по высокому бревенчатому частоколу, по его отточенным остриям. Мяукала дурным голосом и тем развлекала собравшихся во дворе людей и эльфов. Оса весело перекинулась парой колкостей с подругой. Выяснила, что Лоэль добрался до заставы утром, его посадили на спину Виолю вопреки всем протестам – и потому доставили очень быстро. Люди кайга прибудут вот-вот. А сама Кошка бросила их в нескольких верстах от заставы и прибежала первой: «чтобы тут без нее не скучали». Мильоса заверила Лэйли, что все уже радуются бесподобной Ли, и убежала в избу – греться. Эдиль неловко замер у ворот, не понимая, куда теперь идти и чем заниматься.

– Эй, – крикнула сверху Лэйли, и маг начал подозревать, что вежливых подданных у королевы и правда немного. – Марш в поле, позови папу, он там с Виолем затеял безобразную драку. Рахта их то ли разнимает, то ли подло потакает и даже гнусно участвует, без меня!

– Привести всех?

– Да, срочно, – важно кивнула принцесса, красиво разворачиваясь на тонкой, остро стесанной топором верхушке бревна. – Скажи, я велела. Я Кошка королевских кровей, это мой месяц, все обязаны слушаться! Мя-ау-у-у.

Эдиль глубоко поклонился – не всерьез, но красиво, – развернулся на задних ногах. Стремительно, то есть точно как велено, поскакал в поле. Лэйли проводила послушного кентавра взглядом, спрыгнула во двор и заспешила в избу, куда только что вошла Оса. Может, иным ее веселость и кажется настоящей. Но ведьму, пусть и младшую в семье а-Тэи, трудно обмануть. Мильоса лежала на кровати, плотно укутавшись с головой в теплое одеяло, отвернувшись к стене. И усердно делала вид, что спит.

– Это я, – подала голос Лэйли.

– Тебя мне не переупрямить, – мрачно признала Оса. Села, высморкалась и жалобно глянула на подругу красными заплаканными глазами. – Кошка, что мне теперь делать? Я чувствую себя так, словно заблудилась в лесу. И вернулась уже подмененная. Глупости, что я говорю? Кошка, мне страшно. Я уже не уверена, что я – это я. Как можно быть собственной теткой? Зачем, если ему нужна другая Оса… Мне вообще никто не нужен. Он же ледяной, он растает через месяц-другой.

– А ты уже, как любит говорить мама, того, – улыбнулась Лэйли, бережно передавая Осе кружку с водой, гладя ее по голове и укладывая. – Он не ледяной, глупая ты наша шпионка. Он настоящий. Это ты ледяная. Сколько помню тебя, ни разу не видела плачущей. Никакая ты не Оса, ты снежная девка из сказок леснийцев. Никого не любишь, сердце впрок бережешь.

– Ты будто бы любишь, – сердито шмыгнула носом Оса. – От твоего «мяу» уже полдолины стонет. Скольких мужиков извела, зараза ты когтистая.

– Я еще маленькая, – безмятежно сообщила Кошка. И добавила с важным видом: – Мы, эфриты, взрослеем медленно.

Само собой, от услышанного Мильоса поперхнулась, а минуту спустя уже хохотала, ловко уворачиваясь от подушек, прицельно отправляемых с соседней кровати для ее дальнейшего воспитания.

Ворох набросанного девушки разобрали с пола вместе, еще немного повздыхали – и побежали слушать, как звонко ругается во дворе королева. Оказывается, Лоэль только что встретил прибывших кайга и осчастливил маму сведениями о том, что у него вообще-то две жены, но – временно и совсем не всерьез…

Сэльви стояла посреди двора в любимой королем позе – кулачки упираются в бедра – и возмущалась. Орильр утверждал, что Единственная очень красива, когда шумит, а положение рук позволяет оценить сполна, какая у нее восхитительно тонкая талия и тем более – сколь красивы бедра. Говорил он комплименты, как правило, именно в процессе очередного скандала. Королева фыркала и всем видом показывала: так ее гнев не смягчить. Но, как знали подданные, милая лесть его величества была весьма сильным средством. Увы, Орильр еще не вернулся на заставу. И Лоэлю пришлось бы, скорее всего, туго. Но «жены» вступились за уважаемого нидя-шамана. Они не понимали практически ни единого слова из речи королевы, в которой сложно мешались эльфийские и леснийские обороты. Но тон был исключительно внятным, и девушки на два тонких птичьих голоса взялись отстаивать мужа.

– Две! – возмущалась Сэльви. – Восточный правитель, гляньте на него. Если бы хоть одна к сердцу прикипела, так ведь нет, я-то вижу! Может, ты их купил? Или взаймы взял, на год? А весной на новых поменяешь, да?

– Наш муж уважаемый шаман, – лезла вперед Сигэ. – Он весь род спас, нельзя его ругать. Даже маме: он, однако, хорошо зимовал!

– Мы его кормили, – выглянула из-за плеча Лоэля Сыру, понимавшая чуть больше слов леснийской речи. – Одежду шили, что нехорошо? Мы годные жены, работящие.

– Да не брал я никого взаймы. – Лоэль отчаялся перекричать хор и безнадежно махнул рукой, ненадолго заглушая голоса магией. – И, мам, очень прошу, выслушай ты меня сперва, а потом уже ругайся.

Королева вздохнула, кивнула и села на широкую лавку, установленную только вчера для грядущего праздника Масленицы. Лоэль пристроился рядом и стал быстро говорить, показывая на «жен», на прибежавшего из дома Дюпту, на ворота, откуда вот-вот появятся ледяные кентавры. Одним из замечательных качеств ее величества было умение признавать свои ошибки. Выслушав сына, Сэльви звонко рассмеялась. Еще раз пристально осмотрела готовых снова отстаивать мужа красавиц-кайга.