Две недели режиссер бился над этой простейшей вещью. «И вдруг, – говорит он, – я вспомнил упражнение со стулом – механический навык; поток хлопков – это та комната; а запоминание моего текста – это партнер по подполью». Это механический навык, но в то же самое время это творческий момент, но в основе его лежит момент распределения, а он, как природа, может быть воспитан почти на механическом навыке.

Более того, нам пришла мысль (правда, мы ее не проверили и потому не уверены в ее пользе) о типовых блоках человеческого поведения. В сфере высшего порядка об этом нельзя разговаривать, так как тут нет схемы и нет блоков, но в сфере тренировочного воспитания, какой-то комбинации связей, можно. Это, возможно, ошибочно, возможно, правильно, но какие-то представления об этом есть.

Проблема переключения позволила сразу привести несколько театральных примеров. Переключение внимания: если вы пришли в театр – это переключение из вашего быта. Идет репетиция, возникают интересные разговоры по делу вокруг увлекательных возможностей с актерами и режиссером. Кончили и говорят: сегодня мы репетировать не будем, а завтра будем. Вы заметили, что после интересной теоретической лекции репетировать бесконечно труднее? Что же это значит? После лекции А.А. Белкина мы не решались репетировать – не выходило. Тема лекции была непосредственно связана с нашей практикой, поэтому очень трудно было репетировать. Это разная сфера деятельности, разная природа вещей, это область переключения внимания в другую сферу. И, по существу, это навык, который должен быть воспитан на тренировках. Вероятно, вы помните одно из наших упражнений, которое мы назвали «фразой» – хлопок, моментальный переход в другую сферу и затем переход в третью сферу, совершенно другую.

Иногда мы делали такие упражнения: на развитие – на кого похожи ваши товарищи.

Это же творчество, т. е. совсем другая сфера. В области тренировки переключений можно разрабатывать систему упражнений, связанных с тренировкой на переключение внимания.

Нужно привести еще один пример – проблему сложных координаций. Например, режиссер говорит актеру, сидящему в зале: «Ты войдешь, правой рукой откроешь дверь, левой повесишь шляпу и начнешь снимать пальто. В это время ты увидишь гостя, подойдешь к нему, пожмешь ему руку, а потом окончательно снимешь пальто». Актер говорит: «Хорошо!» И у него не получается. Или, например, дублер сидит на репетициях с первого дня до генеральной. Текст знает назубок. Актер заболел, дублер выходит на репетицию – и вылепить образ не может.

Часто мы говорим студентам, чтобы они изучили иконографический материал. Студент вам все расскажет идеально, но соединить зрительное с моторным не сможет. Это одна из труднейших координаций.

Следующая проблема – проблема координации. Причем она начинается с простого: увязать то, что видишь со стороны, с тем, что чувствуешь изнутри. Это сложная сфера ассоциативности, это сложная координация, которая подлежит тренировке, воспитанию.

Здесь может быть разработана система упражнений начиная с самых простых.

Например, вы вбежали и скопировали позу механически. После этого можно улавливать и смысл этих физических положений. Таких упражнений, связанных с координацией, мы делали довольно много. Есть упражнения на движение с открытыми глазами, с закрытыми глазами – это мышечная память. Вообще движение оказывается неповторимым, вернее – точно неповторимым.

Наука говорит, что чем больше координации воспитано в человеке, тем короче и быстрее путь к тому, что я хочу сделать. К этому тоже стоит прислушаться. Вероятно, это не противоречит вопросам, связанным с тренировками координации, потому что потом оно утилитарно применимо.

Следующий вопрос – вопрос восприятия. Он также связан с координациями сложного порядка, с ассоциативными связями. Как это воспитать и что для этого нужно?

Товарищи, сейчас чуть-чуть забежим в сторону.

Вообще цивилизация как следствие рационализма отрывает человека все больше и больше от чувственного познания мира. Собственно, в наше время, сидя дома, можно по телевизору побывать в лесу, на природе, наслаждаться цветком, и по мере того, как технических возможностей становится больше, расширяется связь человека с миром и по существу уводит человека от непосредственного чувственного познания мира.

Собственно, в наше время очень часто главной является идея, а не вещь. В наш век идея рождает идею, а не факты. И, в конце концов, для любой профессии это так. Но для художника в любой сфере, где бы он ни трудился, это явление чрезвычайно тревожное и опасное. Вот вам один пример. Владимиру Ивановичу было очень хорошо и удобно, когда он подбросил: «У вас иней на ресницах» – в какой-то момент физического самочувствия. 70 % опрошенных нами людей затруднялись вспомнить ощущение инея на ресницах. У горожан сейчас не успевает возникнуть какое-то ощущение от инея на ресницах, так как, выходя из помещения, они быстро вскакивают в троллейбус или входят сразу же в метро. Мы проверяли этот опрос среди горожан молодого поколения, и кто-то из них, связанный с природой, знает это ощущение, но 70 % не знают. Чувство непосредственного восприятия мира все более и более удаляется, проступают эмоции от идеи, а не от вещи. А это, вообще говоря, чувственный датчик от прямого хода в эмоциональный ход человека. Почувствовали: вот где жизнь не тренированная. А для нас датчик – непосредственное определение и т. д.

Поэтому мы стали задумываться над тем, что такое наблюдательность. В широком смысле слова это часто сводилось к тренировке зрительной памяти. Нам нужна не зрительная, а эмоциональная память, а в эмоциональной памяти откладывается образ, а не перечисление. Это всегда отобранная конкретность, помноженная на ощущение. Из связи этих двух элементов – отбора и ощущения – образуется эмоциональная память, т. е. то, что нужно для нашей профессии.

Перед нами возникла задача создания системы упражнений по осмыслению во имя того, чтобы обогащать кладовую эмоциональной памяти наибольшим запасом образных ощущений, являющихся результатом отбора материала.

Я очень хорошо помню путешествия по улицам: сколько окон, сколько колонн, сколько телевизионных антенн, сколько колонн у Большого театра, сколько лошадей в квадриге. Запоминали. Мы пробовали сделать следующее упражнение: пройти Брюсовский переулок по обонятельной партитуре. Вот пахнуло теплом из булочной, вот затхлый запах двора, вот запахло лежалыми листьями. И просили: расскажите обонятельную партитуру этого переулка. В одних и тех же условиях проходили по Брюсовскому переулку разные люди – и оказалось, что многие из них видели и чувствовали то, чего не замечали другие. Мы ходили по этому переулку утром, днем и вечером.

Каковы приметы улицы в разное время дня? Вечером? Отвечали трое – и это было не механическое запоминание. Я не спрашивал, сколько подъездов в сером доме. Нас интересовал материал, накопленный чувственными датчиками, то, что наиболее ярко запечатлелось в мозгу. Например, одна девушка сказала, что ночью на Кузнецком Мосту было так тихо, что она слышала, как журчала вода, падая в стоки, что были слышны слова из будки телефона-автомата.