Японию. Наказали. Волочкова танцевала с Иванченко, Грачёва с Уваровым, Степаненко с Филиным.

Я не очень переживал по этому поводу. Мне было что танцевать, я вообще со сцены в тот период не сходил. Надвигался двойной юбилей Н. Б. Фадеечева – 70-летие со дня рождения и 50-летие его творческой деятельности. В честь Николая Борисовича в Большом закатили гала: I акт – «Сильфида» с Филиным, II акт – «Тени» со мной и III акт – «Дон Кихот» с Уваровым.

На юбилее танцуем со Степаненко, и тут в зрительном зале начинают специально хлопать невпопад. Мы выходим на вариации, опять аплодируют невпопад. Кода начинается, кто-то выкрикивает гадости. А идет юбилей Фадеечева…

Когда «Тени» закончились, выяснилось, что один из самых влиятельных клакеров ГАБТа дал задание меня «поставить на место», заявив: «Почему Цискаридзе должен иметь бесплатно то, за что положено платить?»

Не знаю, что на него нашло. До этого момента мы с этим человеком были в хороших отношениях, меня с ним в свое время дядя Володя Мабута познакомил. Он – меломан, знаток оперы, очень образованный и начитанный человек. На этой почве мы с ним и подружились, даже в театры вместе ходили. Когда у него была операция, я его навещал в больнице, дружил с его мамой. Они приходили ко мне в гости, я приходил к ним. У нас были очень добрые отношения.

Но тут человека словно переклинило, он объявил мне войну. Стоя в партере, прокричал мне, раскланивавшемуся на сцене перед занавесом, что, пока я не перейду на коммерческую основу, разговоров со мной не будет. Я попросил передать ему, что он может «катиться колбаской по Малой Спасской». Клакеры на спектаклях стали мне хамить, ронять мелочь, зашикивать. Это была действительно настоящая война.

94

На праздновании 300-летия Санкт-Петербурга, 5 июня, вместе с Ирмой Ниорадзе на сцене Мариинского театра я танцевал «Рубины».

Весь центр города оказался оцеплен. При себе у меня находилось пропусков восемь, чтобы от своего дома на канале Грибоедова дойти до Мариинского театра. В город съехалось чуть ли не сорок президентов разных стран, на улицу выйти невозможно. Люди, если на соседней улице находилась булочная, не могли туда зайти, полагалось идти в булочную только по месту прописки.

6 июня, в день рождения А. С. Пушкина, я получил очень радостное известие – подписан Указ о вручении Государственной премии Российской Федерации – Р. Пети, И. Лиепе и мне за «Пиковую даму». Вот мистическое совпадение!

12 июня, в День России, утром, мы – «группа товарищей» – вошли в Кремль через Спасские ворота. Я сказал: «Ролан, видите, Наполеон – ваш соотечественник, заходил в опустевший Кремль, Москва горела. А вас – сам президент России встречает, значит, вы лучше Наполеона!» Он был очень счастлив. До сих пор Р. Пети является единственным иностранным хореографом, удостоенным этой высокой награды России.

Когда В. В. Путин вручил мне премию, я, поблагодарив его, сказал: «Я безумно счастлив сегодня! Это ответ многим на критику – соответствует ли наш балет Пушкину или нет. Пушкин любил мистику, очень в нее верил, так что совпадение его дня рождения с нашей „Пиковой дамой“, в смысле 6 июня, не случайно!»

Тем же вечером в Большом театре чествовали М. Т. Семенову в связи с ее 95-летием. Гала завершался «Тенями» из «Баядерки», я танцевал с С. Захаровой. Накануне Марина Тимофеевна пришла на нашу со Светой «Жизель». Света ей понравилась, Семёнова сказала: «Она достойно выглядит», и разрешила нам в паре танцевать на ее юбилее.

Вечер прошел потрясающе. Марина восседала в Директорской ложе и выглядела как никогда царственно, прекрасно. Когда все оттанцевали, Семёновой полагалось выйти на сцену. Покланявшись вслед за другими артистами перед зрительным залом, я шагнул в сторону первой кулисы, где стояла Марина Тимофеевна, и увидел трагикомическую картину. Акимов, тогда еще художественный руководитель балетной труппы ГАБТа, вцепился в ее локоть, намереваясь вывести юбиляршу на сцену, чтобы, как говорится, войти, благодаря ей, в историю. Но Борис Борисович не рассчитал, что и в 95 лет Семёнова останется себе верна. Раздраженно выдергивая свою руку, Марина воскликнула: «Да не пойду я с вами!»

Подойдя к кулисе, я протянул ей руку: «Марина Тимофеевна!» Она, счастливо улыбаясь, подает свою, и мы под ручку идем по сцене – от кулисы до самого центра под нескончаемые овации зрительного зала. «Ну что, Колька, ты – мой последний партнер на этой сцене?» – «Марина Тимофеевна, ну что вы!» – «Всё, я вся!» – вдруг выдохнула она.

Когда занавес закрылся, Семёнова сказала мне множество теплых слов, Захарову похвалила. Получилось, что Марина, доверившись мне, на своем юбилее публично передала трон примы-балерины Большого театра Светлане. Так же, как некогда это сделала Екатерина Гельцер по отношению к молодой Семёновой. Разве что в ложу с собой, как Гельцер, Захарову не посадила.

…Через много лет я вспомнил об этом событии. Накануне моего назначения ректором Академии Русского балета им. А. Я. Вагановой в 2013 году был юбилей И. А. Колпаковой. Мариинский театр давал «Ромео и Джульетту» в ее честь. Ирина Александровна позвонила: «Коля, я хочу, чтобы ты сидел рядом со мной в ложе!» Она мою кандидатуру на пост ректора тогда одобрила и хотела всему Петербургу показать, что она – Колпакова – на моей стороне, поддерживает меня.

А дальше Семёнова сказала: «Все, Колька, быстро переодевайся, поехали ко мне домой выпивать!» Я побежал снимать грим, Марина, сидя в ложе, принимала поздравления. Вокруг нее – дети, внуки, правнуки! Прибегаю, она меня ждет: «Я с тобой должна выйти из этого Театра».

Из Директорского подъезда № 16 мы с Семёновой в тот поздний вечер вышли вместе. Спускаясь по ступенькам, она сказала: «Коля, всё!» Я не поверил. Марина пребывала в таком хорошем настроении, в таком хорошем состоянии, что мне казалось, она просто не выдержит сидение дома. У нее голова была дай бог каждому!

Незадолго до своего юбилея Марина Тимофеевна поехала навестить Петербург, сказала: «Последний раз хочу посмотреть на свой город». Вышла на привокзальную площадь, а на гостинице «Октябрьская» надпись: «300-летие Санкт-Петербурга». Но цифры «300» и «летие» были написаны одинаковым шрифтом, Марина остановилась и, вглядевшись, произнесла: «ЗООЛЕТИЕ?!»

Но, вопреки моим ожиданиям, Семёнова больше в Театр не вошла. Никогда. Это было в 2003 году. Через два года, в 2005 году, Большой театр будет закрыт и разрушен. Марина словно предчувствовала его уничтожение и не хотела этого видеть. Кроме того, перед ней стояла цель – пережить М. Кшесинскую, скончавшуюся в 99 лет. Семёновой нужны были силы, чтобы ее достичь. Марина есть Марина, если она сказала – всё, баста! Единственное, что я смог сделать в такой ситуации, это добиться, чтобы Большой театр продолжил ежемесячно выплачивать Семёновой ее зарплату.

Как-то раз, после класса, мы с Мариной