Джоанна еще не могла постичь того, что чувствовала. Словно все это время она провела в непроглядной тьме и вот — неожиданно вышла на свет и увидела, как красиво парят чайки над башнями Акры, услышала шум моря за окном, шелест пальм и запах вьющихся роз. Ее тело стало таким легким, что, казалось, еще мгновение — и она взлетит… Нет-нет, все это еще не окончательно, проказа коварна, но ей безумно хотелось верить, что все позади. Лишь одно больно укололо ее: Уильям сказал, что она больше никогда не увидит Мартина.

О, как же она проклинала его все это время, как ненавидела! Но в глубине ее сердца, оказывается, таилась совсем иная боль. Словно она навсегда утратила некий бесценный дар, преподнесенный судьбой.

Спохватившись, Джоанна одернула себя. Забыть о нем! Стереть все воспоминания, не думать, не произносить имени!

Люди маршала проводили Джоанну в ее покои, где Годит, измученная тревогой за госпожу, встретила ее озабоченным и испуганным взглядом. Чего ожидать от леди? Снова слезы, отчаяние, исступление или еще хуже — молчание и нежелание никого видеть?

Но все оказалось иначе: у пожилой камеристки даже слезы выступили на глазах, когда Джоанна вдруг объявила, что намерена посетить баню. И хотя Годит втайне считала, что купание в бассейне — занятие неподобающее благонравной христианке, она не стала ворчать даже тогда, когда ее госпожа вверила свое нагое, умащенное душистыми маслами тело заботам грузной арабки-массажистки.

Затем она погрузилась в прохладный бассейн с маленькими рыбешками, а их покусывание сперва испугало ее, а потом рассмешило. Оказывается, смеяться так приятно! Она вновь чувствовала себя чуть ли не маленькой девочкой…

Остаток этого дня прошел как во сне. Несмотря на пережитое ею жестокое потрясение, Джоанна была еще слишком молода, и радость жизни стремительно возвращалась к ней. Еще до захода солнца она, наряженная в яркие шелка, словно невиданная птица, в элегантном тюрбане на восточный манер, явилась выразить свое почтение королеве Беренгарии.

Ее величество была не одна — в ее покое находилась сестра Ричарда. Пиона выглядела совершенно несчастной — она лежала, свернувшись калачиком, среди подушек, а Беренгария, сидя рядом, обмахивала ее веером из страусовых перьев. При таких обстоятельствах никто не стал особенно допытываться у Джоанны о причинах ее продолжительного отсутствия, и ей оставалось только выразить сочувствие и полюбопытствовать, чем же так удручена ее августейшая кузина.

— Ты же знаешь, что у меня такое бывает… — едва слышно пролепетала Иоанна, жалобно постанывая и с отвращением отворачиваясь от предложенных Девой Кипра сладостей. — Мужчинам об этом не скажешь, а Ричард… Он настаивает…

Она отвернулась и негромко заплакала.

Беренгария, смущаясь, пояснила, что у Иоанны те дни, когда она не чиста,[136] а Ричард неожиданно и в самом непреклонном тоне велел, чтобы его сестра завтра же отправлялась на верховую прогулку: Саладину донесли, что его подарком — великолепной арабской лошадкой — пренебрегают.

Джоанна и впрямь знала, что регулы у королевы Сицилийской и впрямь бывают необыкновенно мучительными. Но как объяснить это королю? Странно и то, что, когда Иоанна попробовала сослаться на нездоровье, Ричард только отмахнулся и продолжал настаивать. Пиона во что бы то ни стало должна проехаться верхом на своей арабке по одной из возвышенностей к северу от Акры, твердил он, не желая слышать никаких отговорок. Такое случалось и прежде: Ричард обычно был вежлив и снисходителен к дамам из окружения королевы, но мог и пренебречь их «причудами». Но почему такая строгость и спешка?

— А может, мне прокатиться вместо вас, Пиона? — неожиданно предложила Джоанна. — Говорят, мы с вами похожи, одного роста, у обеих черные косы. Если я оденусь в ваши любимые розовые и малиновые цвета и накину вуаль, закрыв лицо от пыли на манер восточных женщин, — никто не осмелится выяснять, кто скрывается под вуалью: сестра короля или его кузина?

Пиона повернулась к ней и попыталась изобразить улыбку, что далось ей с трудом. Пухлые губы королевы Сицилии были искусаны.

— Джоанна, если бы ты знала, как я рада, что ты снова стала самой собой! Ты всегда была такой проказницей и выдумщицей!

Она поморщилась, переворачиваясь на спину.

— Если до завтра я не почувствую себя лучше, на арабке поедешь ты. Я думаю, это замечательная мысль.

Джоанна де Ринель покинула Королевский замок в Акре, едва начало светать, — надо было успеть показаться на холмах до того, как наступит жара. Малиновое платье Иоанны сидело на ней как влитое, скрывая ноги почти до шпор и ложась изящными складками на круп лошади. Оно было немного тесновато в груди, но всадница в нем и впрямь выглядела, как сестра Ричарда. Лицо ее скрывала бледно-розовая вуаль, которую удерживала на голове легкая диадема с рубинами и зубцами в форме цветочных бутонов. Кроме того, Джоанну сопровождали рыцари из свиты вдовствующей королевы Сицилийской — те самые верные шотландцы, которые защищали ее у берегов Кипра. К одному из них — светловолосому гиганту Осберту Олифарду — Пиона питала особое расположение, о чем при дворе уже ползли слухи. Присутствие шотландцев должно было окончательно убедить любого сомневающегося, что на серебристо-бежевой голубоглазой лошадке — не кто иной, как сама сестра короля Англии.

— Ричард наблюдает за нами с башни, миледи! — с явственным шотландским акцентом произнес позади Осберт Олифард.

Джоанна оглянулась и увидела наверху, за зубцами парапета, фигуру короля. Он поднял руку в приветственном жесте, и лже-Пиона ответила ему с седла легким поклоном, придерживая складки вуали у лица. Едва ли Ричард мог заподозрить подвох — расстояние было слишком велико, а в воздухе еще висела предрассветная дымка.

Она не беспокоилась о том, чем может обернуться для нее такая подмена. После кошмара, в котором она провела последние недели, все это казалось забавной чепухой. Подумаешь! Просто дамы решили чуть-чуть пошутить. Да и кто может донести? Во всяком случае, не шотландцы. Пиона же, со своей стороны, поклялась, что проведет все время до возвращения кузины в своих покоях, никого не принимая.

Тем не менее настойчивость Ричарда в связи с этой на первый взгляд ничем не примечательной увеселительной поездкой казалась обеим дамам необычной и подозрительной.

Миновав недавно восстановленный мост у ворот Святого Николая, Джоанна и думать забыла об этом. Впереди лежал лагерь крестоносцев — вернее, та его часть, которую пришлось сохранить после того, как выяснилось, что в Акре не хватает помещений для всего войска. Поначалу те, кому не нашлось места в городе, возмущались, но Ричард распорядился предоставить им самые удобные и просторные шатры, растянуть повсюду полотняные навесы для защиты от солнца и установить объемистые чаны с водой, чтобы воины могли ежедневно мыться. Еды в лагере было с избытком, и ропот мало-помалу утих.