Смещение Владимира стало скандалом. Так еще никогда не поступали с митрополитами. Волжин пытался остановить Николая – направил ему письмо о недопустимом поведении Питирима, но царь не обратил на это внимания. Он даже пошел против Синода – назначил Питирима без одобрения церковного совета10. Николай смело нарушил традиции, чем вызвал гнев тех самых людей, которые поддерживали святость его правления. Всеобщий гнев был настолько велик, что среди петроградских и московских священников начались разговоры о выходе из-под власти Синода и о создании так называемой «Свободной православной церкви». Среди сторонников этой идеи был и Самарин, который считал подобный шаг трагическим, но необходимым11.

Действия Питирима вызвали ярость у большинства священнослужителей. Он назначил некоего Филарета настоятелем Александро-Невской лавры в Петрограде. Филарет открыто жил со своей любовницей и сразу же начал требовать взятки за использование монастыря. Питирим устраивал в монастыре настоящие оргии, причем на некоторых присутствовал Распутин. Говорили, что через черный ход в монастырь тайно проводят женщин для священников и монахов. Предпочтения Питирима повергли жителей столицы в ужас. В Петроград Питирим приехал с красивым молодым священником Антонием Гурийским, таким же открытым гомосексуалистом, как и митрополит. Питирим окружил себя гомосексуалистами, среди которых были Мельхиседек (Михаил Паевский), ректор Тифлисской семинарии и будущий епископ Кронштадтский, и Иван Осипенко, любовник и личный секретарь Питирима. Ходили разговоры и о финансовых злоупотреблениях. Говорили, что Питирим кладет в свой карман деньги за погребение и платит Распутину за поддержку. Насколько эти слухи были правдивы, сегодня судить трудно12.

Трудно поверить в то, что Распутин не знал о гомосексуальности Питирима и других мужчин. Хорошо известно, что он поддерживал сердечные отношения с епископом Саратова Палладием (Николаем Добронравовым), открытым гомосексуалистом, и епископом Исидором (Петром Колоколовым), которого даже Церковь наказала за сексуальные отношения с мужчинами. Тем не менее Распутин способствовал повышению Исидора, и епископ стал одним из его собутыльников13. Распутин все знал, но ему не было до этого дела. Это было для него не важно, и такое безразличие отражает его колоссальную терпимость к людям – гомосексуалистам, евреям, проституткам, отступникам, сектантам, – что было большой редкостью для России того времени. Распутин делил мир на «друзей и врагов», но эти категории не делились по традиционным российским принципам. Его друзьями с равной вероятностью могли быть богатые аристократы и бедные крестьяне. То же относилось и к врагам. И среди его врагов было гораздо больше богатых и влиятельных. Такой взгляд на мир позволял ему критиковать своих единоверцев – православных – и высоко оценивать мусульман. Надо сказать, что в 1910 году за это он подвергся осуждению в газете «Царицынская мысль», где его назвали «светочем ислама и правой рукой Мохаммеда»14.

За перестановкой Владимира и Питирима началась министерская чехарда, которая в 1915 году породила серьезные конфликты. Эта проблема еще более усугубилась 2 февраля 1916 года, когда в отставку был отправлен премьер Горемыкин. Горемыкин не пользовался популярностью, но замену достойного пожилого политика Борисом Штюрмером никто не счел улучшением. Шульгин называл его «полным ничтожеством». «Когда все монархии Европы мобилизуют лучшие свои силы, мы назначаем председателем Совета министров “святочного деда”»15. Штюрмер любил считать себя железным кулаком в бархатной перчатке, но все считали его пустышкой. «Второразрядный человек», «слишком старый, слишком эгоистичный и слишком глупый для высокого поста» – так современники оценивали нового премьера16. Слышали, как Распутин говорил, что Штюрмера нужно держать на привязи, иначе он шею себе сломает17.

Другой конец веревочки держал Распутин. Александра вынудила Николая назначить Штюрмера, всячески расхваливая главное его качество – абсолютное уважение к Распутину18. В свое время Штюрмер обратился к Питириму и попросил познакомить его с Распутиным. Они встречались не менее двух раз и обсуждали будущую деятельность Штюрмера. Кухарка Штюрмера, Анна Нечаева, говорила, что видела, как Распутин приходил в их дом обедать незадолго до назначения19. «Штритер», как он его называл, не произвел особого впечатления на Распутина. «Хотя он старый, но ничего! – справится…» – сказал он. И Штюрмер немедленно начал доказывать ему свою благодарность и преданность. Сразу же после назначения он тайно посетил Распутина и пообещал выполнять все его просьбы20.

Как пишет Глобачев, ни один министр так не заботился о благополучии Распутина, как Штюрмер, – но только до тех пор, пока он понимал, что его положение целиком и полностью зависит от распутинского расположения. Штюрмер потребовал, чтобы Глобачев предоставлял ему подробнейшие донесения о времяпрепровождении Распутина. Он видел угрозы жизни Распутина даже там, где их и в помине не было. Он постоянно требовал от Глобачева, чтобы тот больше заботился о его безопасности. Агенты Глобачева отметили регулярные встречи Штюрмера с Распутиным в кабинете Питирима в Александро-Невской лавре, а также в квартире графа Бориса Борха в доме 18 на Фонтанке. Штюрмера беспокоило то, что Распутин может встречаться с кем-то втайне от него. Он боялся конкуренции со стороны других кандидатов на его пост. Более всего Штюрмера волновало то, что Распутин предлагает на пост министра внутренних дел Сергея Крыжановского. Но беспокойство это оказалось безосновательным. После падения Хвостова в самом начале марта этот пост остался за Штюрмером. Он сосредоточил в своих руках огромную власть – к чему стремился и Хвостов, но безуспешно21. С течением времени уверенность Штюрмера в себе росла, и он начал вести себя более независимо, пытаясь вырвать «веревочку» из рук Распутина. Распутин эту перемену заметил. В августе он посоветовал Штюрмеру чаще бывать у Александры и сообщать ей (и ему!) обо всех своих планах.

27 марта Александра писала Николаю в Ставку:

Отъезд тревожил Распутина. Он боялся, что его попытаются убить по дороге. До отъезда он отправил Николаю письмо: «Благословение Божие на нас и успехом с нами успех Божий, с нами и горы повинуются, и у врагов наших безумие в сердцах, в очах туман – без сомнения, радость, победа. Обижаюсь о маленьком неудовольствии, небольшом недоразумении. Что-то строят на мне, создают – не надо»23.

Несмотря на плохое настроение, Распутин снова попытался повлиять на состав правительства. Генерал Алексей Поливанов было гораздо лучшим военным министром, чем отправленный в отставку в июне 1915 и арестованный в конце апреля следующего года Сухомлинов. К весне 1916 года русская армия находилась в гораздо лучшем положении, чем после Великого отступления. Но Поливанов вызвал неудовольствие Александры своей готовностью сотрудничать с Прогрессивным блоком и общественными группами, желающими способствовать военным действиям. Неясно, кто именно предложил генерала Николая Иванова на пост военного министра, Александра или Распутин. Иванов до 17 марта 1916 года был главнокомандующим Юго-Западным фронтом, где впоследствии его сменил Брусилов. Но хотя в середине марта Николай хотел снять Поливанова, к советам жены и Распутина он не прислушался, выбрав на пост военного министра исполнительного, хотя и не самого компетентного генерала Дмитрия Шуваева24. Все это не мешало Александре и дальше диктовать Николаю, что делать. 30 марта она вновь написала ему письмо с важнейшими инструкциями: «Мой любимый! […]. Ради Бэби мы должны быть твердыми, иначе его наследие будет ужасным, а он с его характером не будет подчиняться другим, но будет сам господином, как и должно быть в России, пока народ еще не образован, – m-r Филипп и Гр. того же мнения».