К сожалению, люди поверхностные и слабо знающие историю решили, что антисистемы и несут ответственность за самые страшные преступления, совершенные нацистами и коммунистами. Своим наивным последователям невольно подыграл и сам Гумилев, в одном из интервью назвавший Сталина человеком, сочетавшим пассионарность с «негативным, жизнеотрицающим выбором». Но Иосиф Виссарионович тоже любил жизнь, что не мешало ему уничтожать сотни тысяч невинных людей. При всем том он не стремился истребить всё живое на земле во имя слияния с абстрактным Абсолютом. Не причислил же Гумилев к антисистемам легизм правителя Шан Яна и не посчитал империю Цинь антисистемой, хотя немного найдется в истории человечества деспотов, подобных Цинь Ши Хуанди, хоронившему заживо последователей Конфуция.

Словом, если антисистемы и существуют, то они редко играют в истории человечества важную роль. А вот люди с жизнеотрица ющим мироощущением – не миф. В первую очередь вспоминаешь, конечно, Шопенгауэра. Странно, что Гумилев спорил в своем трактате с Ясперсом, а не с его идейным предшественником.

Зато в истории русской литературы Гумилев нашел поэта с жизнеотрицающим мироощущением – Николая Заболоцкого. Гумилев всегда цитировал только одно стихотворение Заболоцкого, «Лодейников», и всегда только один фрагмент:

Комментарий Гумилева к «Лодейникову» предельно точен: «В этих прекрасных стихах, как в фокусе линзы телескопа, соединены взгляды гностиков, манихеев, альбигойцев, карматов, махаянистов – короче, всех, кто считал материю злом, а мир – поприщем для страданий».

О мироощущении Заболоцкого я впервые услышал в телевизионной лекции Гумилева из цикла «Этносы земли». Я был очень удивлен и решил, что Гумилев просто плохо знал стихи Заболоцкого, ведь «Метаморфозы» и особенно «Завещание» противоречили «Лодейникову».

Потом я предположил, что отношение Гумилева к Заболоцкому сложилось под влиянием матери. Ахматова и Заболоцкий, как известно, друг друга не любили. Анна Андреевна знала о воинственном антифеминизме Заболоцкого: «Он убежден, что женщин нельзя подпускать к искусству – вот в чем идея!». Но были вещи и похуже антифеминизма. Однажды Ахматова в негодовании сказала Чуковской: «Я только теперь узнала, за что меня терпеть не может Заболоцкий. Ему, видите ли, не нравятся мои стихи!»

На самом деле не Гумилев, а я плохо знал Заболоцкого. Только прочитав «Столбцы», «Безумного волка», «Школу жуков» и «Торжество земледелия», я оценил интуицию Гумилева. Он был совершенно прав. Согласно Заболоцкому, мир природы несовершенен, ведь он основан на неизбежном и перманентном преступлении – убийстве и поедании трупов. Заболоцкого ужасало господство смерти в этом мире, ее неизбежность и, главное, необходимость. Как можно любить природу, когда в ней царит смерть? Что сказать о поэте, который даже варку супа описывал как гнусное преступление:

Это для вегетарианцев. А вот для всех остальных:

Заболоцкий, как и Гумилев, дитя XX века, искал спасение в технократических утопиях. Звери у него переходили на прямое питание солнечной энергией и непосредственно усваивали химические элементы. Не стало хищников и жертв, вместо «вековечной давильни» появилось царство разума, где растения и животные не поедают друг друга, но предаются философским беседам:

Заболоцкого Гумилев упоминал даже, казалось бы, в очень далеком от русской поэзии контексте: «Маздак считал, примерно как наш поэт Заболоцкий, что природа – это гадость, это ад, это кошмар, а разум – светлый, который у людей есть, — это носитель блага».

В глазах Льва Гумилева антагонистом Заболоцкого был Николай Гумилев, само воплощение жизни, а для Льва – вечный идеал и образец для подражания. Николай Гумилев любил женщин, любил Родину, ценил интеллектуальные радости, но не чужд был и радостям телесным. Он любил мир, любил и войну. Он был соприроден этому миру, колесо Сансары оборачивалось не вечным страданием, но вечной жизнью:

Но есть и еще один повод подивиться интуиции Гумилева. Вспомним, что впервые Гумилев написал о мировом зле в «осенней» и «зимней» сказках. Художник (Хозяин чар) из «Волшебных папирос» списан, вероятно, с Павла Филонова, а само действие сказки происходит в пространстве картины «Пир королей».

О творчестве Филонова Гумилев мог разговаривать с двумя высококвалифицированными искусствоведами – Пуниным и Харджиевым. Картины Филонова юный Гумилев мог увидеть еще в 1929-1930 годах на одном из закрытых просмотров в Русском музее, где разместилась персональная выставка художника, так и не открытая для широкой публики. Более того, Гумилев упоминает даже о своей встрече с Филоновым: «… я видел несчастного и воодушевленного Филонова». Льва могли познакомить с художником опятьтаки Харджиев и Пунин.