В отличие от спецкурса о тюрках и монголах «Народоведение» и «География населения» быстро обрели популярность: «Обычно студенты часто смываются с лекций (это не секрет, об этом часто ставился вопрос на Ученом совете: как их надо записывать и принуждать к посещению). С моих лекций студенты перестали смываться после второй или третьей лекции. После этого стали ходить сотрудники института и слушать, что я читаю», — рассказывал Гумилев.

Кроме студентов геофака стали приходить и вольнослушатели «со всего Ленинграда». Ольга Новикова пишет, что вольнослушатели у Гумилева появились в 1974-м. Но Ольга Тимофеева, выпускница геологического факультета ЛГУ, утверждает, что начала слушать лекции Гумилева уже в 1972 году, когда училась в аспирантуре. Значит, она и была одной из первых вольнослушательниц. Тимофеева пришла послушать сына Ахматовой и Николая Гумилева, совершенно не представляя, что ее ждет.

Гумилев предложил студентам прочитать две свои лекции без перерыва, чтобы можно было закончить занятие на десять минут раньше. Все согласились, но из затеи ничего не вышло: «…всякий раз лекция заканчивалась гораздо позже, так как слушатели не только забывали смотреть на часы, но, не имея сил оторвать взгляд от удивительного рассказчика, даже записать ничего не могли».

В том же 1972-м лекции Гумилева слушал географ О.Г.Бекшенев: «Это был великий артист! — вспоминал Олег Георгиевич. — Впечатление производил необыкновенное. Гумилев хранил в памяти множество дат и фактов, хотя никакими записями он не пользовался. Перед Гумилевым не было даже листочка с планом, при этом лекции были необычайно хорошо структурированы. Но после лекций в головах не оставалось ничего, потому что никто не конспектировал, все только слушали, не могли оторваться».

Мы знаем о лекциях Гумилева не только по легендам. Слушатели начали приносить на лекции аудиомагнитофоны. Все старались сесть поближе к лектору, а тем, кому не повезло, приходилось тянуть руки с микрофонами через головы других слушателей. Лекции Гумилева, таким образом, попали в ту же категорию, что песни Высоцкого. Их так же записывали, чтобы слушать дома, «законсервировав» при помощи современной техники голос любимого артиста.

Гумилев не любил, когда его лекции конспектировали. Однажды он сказал студентке, задавшей какой-то глупый вопрос: «Я профессор, я читаю лекцию, вы ее записываете, чего я не требую, кстати сказать; я требую, чтобы Вы понимали, а Вы записываете, зря, но это Ваше дело».

Гумилев, как настоящий артист, наслаждался вниманием слушателей, а не диктовал учебное пособие к зачету. Для подготовки к зачету лекции были не нужны. Гумилев на зачете давал ка кое-нибудь неожиданное задание. Например, приносил этнографическую карту СССР, составленную В.И.Козловым, и просил найти хотя бы две ошибки, которые допустил его недруг-этнограф.

Не все задания были так сложны и так оригинальны. На зачете по «Географии народонаселения» Гумилев называл страну, допустим, Бразилию или Боливию, и надо было ответить, на каком континенте она расположена, на каких языках говорят ее жители, что производят. Если студент отвечал, что Бразилию населяют бразильцы, которые говорят «на бразильском языке, а производят бразильский кофе», — зачет приходилось пересдавать.

Не поставил он зачет и студенту, который сказал, будто во Франции есть река Лаура.

В семидесятые годы народу на спецкурсе Гумилева было еще не так много. Он признавался Савве Ямщикову: «Я читаю для двадцати, может быть, тридцати человек». Зато вольнослушателей было намного больше, чем студентов, так что университетский факультатив понемногу стал превращаться в курс публичных лекций, все более популярных. «На лекции, которые Лев Николаевич читал десятку студентов-географов в университете, приходило до двухсот вольнослушателей. Люди сидели в проходах, вдоль стен, стояли у дверей в коридоре. Лектору оставался свободным небольшой пятачок около кафедры и географической карты».

«Его лекции увлекали, на них рвались и люди "со стороны"», — писал Сергей Лавров.

В начале восьмидесятых Гумилев читал обычно два раза в неделю. Позднее, после того как на геофаке ему сократили лекционную нагрузку, раз в неделю. К лекциям Гумилев готовился тщательно. С самого утра ничего не ел, надевал свой лучший костюм. По словам Стеклянниковой, Гумилев в такие дни «выглядел торжественно, взволнованно, как жених перед свадьбой». Обедал он уже после лекции, поздним вечером.

Гумилева стали приглашать с лекциями в общество «Знание». Что это за общество, теперь помнят только те, кому больше сорока. Советский проект был основан на идеях просвещения. Новый человек, советский человек, должен быть в курсе новейших достижений науки, поэтому государство не жалело денег на рас пространение знаний. Многие преподаватели университетов подрабатывали именно чтением лекций в обществе «Знание».

Гумилев оказался для общества «Знание» просто находкой. На его лекции не надо было ни заманивать, ни загонять. Все 750 мест большого зала Центрального лектория на Литейном проспекте были заполнены, иногда люди даже сидели друг у друга на коленях. Приходилось устанавливать динамики в соседнем помещении, там Гумилева не видели, только слышали. За билетами на лекции стояли очереди.

Конечно, не каждый раз у Гумилева было столько слушателей, не всегда он выступал и в такой громадной аудитории, но Гумилев охотно читал лекции везде, куда его приглашали. В начале восьмидесятых он ходил на Грибоедов канал читать лекции в Ленинградском финансово-экономическом институте, ездил с лекциями в Гатчину – в Ленинградский институт ядерной физики. Приглашали его и в Ленинградское отделение Института земного магнетизма.

Начались и поездки, прежде всего в Москву и Новосибирск. Савва Ямщиков устроил лекцию Гумилева в Центральном доме художника на Крымском валу. Лев Николаевич выступал часа два. Зал вмещал 800 человек, но «собралось около тысячи человек, сидели на ступеньках в проходах – "висели на люстрах"».

В знаменитом Новосибирском академгородке, если верить Гумилеву, успех был огромным. В зал пускали по билетам, «но там были две двери – в одну впускали, другая была закрытая, — вспоминал Гумилев. — Так вошедший подходил к закрытой двери, под нее подсовывал билет, его товарищ брал и снова проходил».

Особенно ценили лекции Гумилева «естественники» и «технари»: инженеры, химики, географы, биологи. Научно-техническая интеллигенция была его самой благодарной аудиторией. Теория Гумилева привлекала инженеров и ученых системностью, логикой, по Гумилеву было легко учить историю, запоминать и понимать ход исторического процесса.

Олег Бекшенев говорил мне, что восхищала именно стройная организация его лекций. Даже пересыпанные шуточками и анекдотами, они не теряли логики построения научной мысли.

Впрочем, есть и другие отзывы.

Протоиерей Михаил Ардов: «Само его выступление (а я ни до, ни после его публичных лекций не слушал) произвело на меня несколько тягостное впечатление. Разумеется, говорил он блистательно – сыпал фактами, именами, датами, парадоксальными суждениями… Но все это как-то легковесно, несолидно, эдакий научный Аркадий Райкин, виртуоз на профессорской кафедре…»