Они хлопали ему стоя. Но когда аплодисменты стихли, он не мог отделаться от мысли, что утром в Кливленде состоится другое заседание. Там ответят всего на один вопрос, и аплодисментов, безусловно, не будет.

Участники стали расходиться, и Таунсенд попрощался с некоторыми директорами, стараясь при этом казаться совершенно спокойным. Он мог только надеяться, что, вернувшись домой, им не придется столкнуться с толпой журналистов из конкурирующих газет, желающих получить ответ на вопрос, почему компания объявила о добровольной ликвидации. И все потому, что какой-то банкир из Огайо сказал: «Нет, мистер Таунсенд, я требую, чтобы вы вернули пятьдесят миллионов сегодня до закрытия банка. В противном случае у меня не останется иного выбора, кроме как передать дело нашему юридическому отделу».

Как только приличия позволили ему уйти, Таунсенд вернулся в номер и собрал вещи. Шофер отвез его в аэропорт, где его ждал готовый к отлету «Гольфстрим». Может, завтра ему уже придется лететь в эконом-классе? Он и не подозревал, сколько сил отняла у него конференция, и, едва успев пристегнуть ремень, провалился в глубокий сон.

Армстронг планировал встать пораньше, чтобы уничтожить разные бумаги в своем сейфе, но его разбудил бой курантов Биг Бена перед началом семичасовых новостей. Он спустил ноги с кровати, проклиная разницу во времени и думая, сколько еще ему нужно сделать.

Он оделся и вышел в столовую, где его уже ждал завтрак: бекон, колбаски, кровяная колбаса и яичница из четырех яиц. Все это он проглотил в одно мгновение, запив несколькими чашками обжигающего черного кофе.

В 7.35 он вышел из пентхауса и спустился в лифте на одиннадцатый этаж. Он шагнул на площадку, включил свет, быстро прошел по коридору мимо стола своей секретарши и набрал код на двери своего кабинета. Когда красный огонек сменился зеленым, он вошел внутрь.

Не обращая внимания на стопку писем на своем столе, он сразу направился к огромному сейфу в дальнем углу комнаты. Пришлось набрать еще один, более длинный и сложный код, прежде чем он смог открыть массивную дверь.

Первой он выудил папку, помеченную «Лихтенштейн». Он подошел к уничтожителю бумаг и стал бросать в него по одному документу. Потом вернулся к сейфу, достал вторую папку с пометкой «Россия (договоры на издание книг)» и проделал с ней то же самое. Он уничтожил почти половину содержимого папки с пометкой «Территории распространения», как вдруг у него за спиной раздался голос:

— Какого черта вы тут делаете?

Армстронг резко повернулся и едва не ослеп — в дверях стоял один из охранников и светил ему в лицо фонарем.

— Убирайся вон, идиот! — заорал Армстронг. — И закрой за собой дверь.

— Простите, сэр, — испуганно пробормотал охранник. — Никто не говорил, что вы в здании.

Дверь закрылась, и Армстронг еще минут сорок уничтожал документы, потом услышал, что пришла его секретарша.

Она постучала в дверь.

— Доброе утро, мистер Армстронг, — бодрым голосом поздоровалась она. — Это Памела. Вам нужна помощь?

— Нет, — крикнул он, перекрывая грохот бумагорезки. — Я скоро выйду.

Но прошло еще двадцать пять минут, прежде чем он наконец открыл дверь.

— Сколько у меня времени до заседания правления? — спросил он.

— Чуть больше получаса, — ответила она.

— Передай мистеру Уэйкхему, чтобы он срочно зашел ко мне.

— Заместителя председателя сегодня не будет, — сообщила Памела.

— Как это не будет? Почему? — взревел Армстронг.

— Кажется, он подхватил грипп, у нас тут настоящая эпидемия. Насколько я знаю, он уже передал свои извинения секретарю компании.

Армстронг подошел к своему столу, нашел в записной книжке телефон Питера и набрал номер. Трубку сняли только после пятого звонка. Ему ответил женский голос.

— Питер дома? — прогудел он.

— Да, но он лежит в постели. Последнее время он плохо себя чувствовал, и врач прописал ему постельный режим.

— Пусть немедленно подойдет к телефону.

После долгого молчания он услышал гнусавый голос:

— Это ты, Дик?

— Да, я, — ответил Армстронг. — Какого черта ты делаешь? Как ты можешь пропустить это ответственное заседание?

— Прости, Дик, но меня свалил грипп, врач посоветовал мне несколько дней отлежаться.

— Мне плевать на советы твоего врача, — рявкнул Армстронг. — Ты должен быть на этом заседании. Мне понадобится твоя поддержка.

— Ну, если ты считаешь, что это так важно, — сказал Питер.

— Да, считаю, — ответил Армстронг. — Так что приезжай, и побыстрее.

Сидя за столом, Армстронг слышал гул голосов за стеной. Он взглянул на часы: до заседания правления оставалось всего десять минут. Но ни один директор не зашел к нему поболтать, как раньше, или заручиться его поддержкой по какому-нибудь предложению. Может, они просто не знают, что он вернулся?

В кабинет нервно вошла Памела и вручила ему пухлую папку с кратким обзором повестки дня утреннего заседания. Под пунктом номер один значился, как он прочитал накануне вечером, «Пенсионный фонд». Но, просмотрев папку, он обнаружил, что по этому вопросу нет краткого резюме для членов правления. Комментарии начинались только со второго пункта: падение тиража «Ситизена», после того как «Глоуб» снизила цену номера до десяти пенсов.

Армстронг просматривал папку до тех пор, пока Памела не напомнила, что уже без двух минут десять. Он выбрался из-за стола, сунул папку под мышку и уверенной походкой вышел в коридор. Навстречу ему шли несколько служащих, все они пожелали ему доброго утра. Каждому он приветливо улыбнулся, хотя не помнил их имен.

Из открытой двери зала заседаний доносились приглушенные голоса директоров. Они что-то обсуждали между собой. Но как только он вошел, наступило зловещее молчание, словно от его вида они потеряли дар речи.

Самолет начал заходить на посадку в аэропорту Кеннеди, когда Таунсенда разбудила стюардесса.

— Звонит мисс Бересфорд из Кливленда. Она говорит, вы ждете ее звонка.

— Я только что из кабинета Пирсона, — сообщила она. — Переговоры длились больше часа, но мы так ни к чему и не пришли.

— Ни к чему не пришли?

— Да. Он все еще хочет проконсультироваться с финансовым комитетом банка, прежде чем примет окончательное решение.

— Но ведь теперь, когда все другие банки согласились, Пирсон не может…

— Очень даже может. Не забывайте, он президент небольшого банка в Огайо. Его не интересует, что думают другие банки. И после всей критики в ваш адрес, которой пестрят газеты в последнее время, его сейчас волнует только одно.

— Что именно?

— Прикрыть свою задницу.

— Но неужели он не понимает, что все остальные банки откажутся от своих обещаний, если он не будет придерживаться общего плана?