– Разумеется. – Бакраван подергал волоски на своей бороде, чтобы не расхохотаться ему в лицо. Бедный Али, подумал он, все такой же помпезный и надутый! – Конечно, не по чину мне упоминать об этом, старый друг, но некоторые из базаари уже спрашивали меня насчет тех миллионов в золотых слитках, которые они авансировали в поддержку революции! Внесли в фонд для аятоллы Хомейни, да охранит его Аллах, – вежливо добавил он.

А про себя думал: пусть Аллах побыстрее уберет его от нас теперь, когда мы одержали победу, пока он и его алчные, зашоренные муллы-паразиты не наделали слишком большого вреда. Что до тебя, Али, мой старый друг, искажающий правду, преувеличивающий свое значение, ты можешь быть моим старейшим другом, но если ты думаешь, что мое доверие к тебе простирается дальше, чем лепешка навоза падает от верблюжьего зада… Как будто любой из нас мог бы довериться иранцу, если тот не является ближайшим родственником, да и в этом случае только с большой опаской.

– Конечно я знаю, что аятолла никогда не видел, не нуждался и не прикасался ни к единому риалу, – сказал он, искренне веря в это, – но все равно мы, базаари, предоставили огромные суммы наличными, золотом и иностранной валютой в его поддержку, финансируя его кампанию – разумеется, ко славе Аллаха и нашего любимого Ирана.

– Да, мы это знаем. И Аллах благословит вас за это. Как вас благословляет аятолла. Разумеется, эти ссуды будут выплачены сразу же, как только у нас будут деньги, в ту же секунду! Ссуды тегеранских базаари стоят первой строкой в списке выплат по всем внутренним долгам. Мы в правительстве понимаем, насколько важной была ваша помощь. Но, Джаред, ваше превосходительство, мой старый друг, прежде чем мы сможем что-то сделать, нам необходимо восстановить добычу нефти, а для этого нам необходимы некоторые средства. Те пять миллионов американских долларов, которые нам немедленно нужны, будут подобны зернышку риса в большой корзине теперь, когда на все зарубежные банки будет наброшена узда, все они будут поставлены под контроль и большинство из них будет изгнано из страны. Пре…

– Ирану вообще не нужны никакие иностранные банки. Мы, базаари, могли бы сделать все, что нужно, если нас попросят. Все. Если мы хорошо поищем, ради славы Ирана, возможно, мы выясним, что у нас, в нашей среде, есть все необходимые умения и связи. – Бакраван с нарочитой элегантностью сделал глоток чая. – Мой сын Мешанг имеет степень Гарвардской школы бизнеса. – (Эта ложь не озаботила никого из них.) – С помощью таких блестящих студентов, как он… – Бакраван замолчал, не договаривая свою мысль.

Али Киа тут же ее подхватил:

– Разумеется, ты не помыслишь о том, чтобы одолжить его моему министерству финансов и банковской деятельности? Вне всякого сомнения, его услуги слишком ценны для тебя и твоих коллег. Конечно, как может быть иначе!

– Да-да, это так. Но на первом месте должна стоять наша любимая страна, а не личные интересы… Конечно, если правительство захочет воспользоваться его уникальными талантами.

– Я упомяну об этом Мехди завтра же утром. Да, на моей ежедневной утренней встрече с моим старым другом и коллегой, – пообещал Али Киа, отвлекшись на одно мгновение и гадая, когда ему дадут его давно уже просроченную аудиенцию у премьер-министра, первую с тех пор, как он был назначен заместителем министра финансов. – Могу я также сказать ему, что ты согласен предоставить ссуду?

– Я немедленно проконсультируюсь с коллегами. Решение, разумеется, будут принимать они, а не я, – добавил Бакраван с напускной грустью, которая никого не обманула. – Но я поддержу твою просьбу, мой старый друг.

– Благодарю тебя, – улыбнулся Али Киа. – Мы, в правительстве, и аятолла высоко оценим помощь базаари.

– Мы всегда готовы помочь. Как ты знаешь, мы всегда помогали, – мягко произнес седобородый базаари, памятуя об огромной финансовой поддержке, предоставлявшейся базаром на протяжении последних лет муллам и Хомейни или любой достойной политической фигуре вроде Али Киа, который противостоял обоим шахам.

Да проклянет Аллах этих Пехлеви! – подумал про себя Бакраван. Они источник всех наших бед. Пусть они будут прокляты за все проблемы, вызванные их настойчивым, слишком поспешным стремлением к модернизации, за их безумное решение пренебречь нашим советом и влиянием и пригласить в страну иностранцев – всего год назад сюда прибыли целых пятьдесят тысяч американцев, – позволить им прибрать к рукам лучшие рабочие места и весь банковский бизнес. Шах высокомерно отверг нашу помощь, разрушил нашу монополию, взял нас за горло и вырвал наше историческое наследие у нас из рук. Везде, по всему Ирану.

Но мы отомстили. Мы поставили остатки нашего влияния и средств на неугасимую ненависть Хомейни, на ту власть, которую он обрел над немытой, безграмотной чернью. И мы победили. И теперь, когда нет ни иностранных банков, ни иностранцев, мы увеличим свое богатство и влияние как никогда раньше. Устроить эту ссуду будет нетрудно, но пусть Али Киа и его правительство немного попотеют. Мы единственные, кто может раздобыть такие деньги. Предложенное возмещение еще не достаточно, далеко не достаточно, чтобы компенсировать закрытие базара на все эти долгие месяцы. Так, а каким ему следует быть? – спросил он себя, удовлетворенный прошедшими переговорами. Возможно, процент следу…

Дверь распахнулась, и в комнату вбежал эмир Пакнури.

– Джаред, меня собираются арестовать! – воскликнул он; слезы струились по его лицу.

– Кто? Кто собирается тебя арестовать и за что? – пролепетал Бакраван.

В один миг привычный покой его дома был нарушен, в дверях скопились испуганные помощники, клерки, мальчишка, подававший чай, управляющие.

– За… за преступления против ислама! – Пакнури открыто зарыдал.

– Это, должно быть, какая-то ошибка! Это невозможно!

– Да, это невозможно, но они… они пришли ко мне в дом, у них было мое имя… Полчаса назад мы…

– Кто? Назови их имена, и я уничтожу их отцов! Кто пришел?

– Говорю же тебе! Стражи, «стражи революции», «зеленые повязки», да, они, конечно, – сказал Пакнури и, не замечая внезапно наступившего молчания, побледневшего Али Киа, чьего-то бормотания: «Да охранит нас Аллах!», торопливо продолжил: – Полчаса назад или около того, с моим именем на листе бумаги… мое имя, Эмир Пакнури, глава гильдии ювелиров, который дал миллионы риалов… пришли в мой дом, обвиняя меня, но слуги… и моя жена была там, а я… Клянусь Аллахом и Пророком, Джаред, я не совершил никакого преступления!.. – вскричал он, падая на колени. – Я старейшина базара, я дал миллионы и… – Внезапно он замолчал, увидев Али Киа. – Киа, Али Киа, ваше превосходительство, вам же очень хорошо известно все, что я делал, чтобы помочь революции!

– Конечно. – Киа был белым как мел, сердце колотилось в груди. – Это какая-то ошибка. – Он знал Пакнури как очень влиятельного базаари, уважаемого человека, первого мужа Шахразады и одного из своих долговременных спонсоров. – Это, должно быть, какая-то ошибка!

– Конечно это ошибка! – Бакраван обнял беднягу за плечи и постарался успокоить. – Свежий чай, немедленно! – приказал он.