На общем фоне редкие голоса сомневающихся резко выделяются – их называют «пораженцами». Среди них Гиппиус, которая из чувства противоречия не хочет участвовать в «патриотических хождениях по улицам» и «быть щепкой в потоке событий». Всякая война, кончающаяся победой одного государства над другим, – это зародыш новой войны, считают Гиппиус и Мережковский. На стороне «пораженцев» и новый друг семьи Мережковских, депутат Думы Александр Керенский. Однако самые убежденные противники войны – это социалисты. Всю осень и зиму 1914-го Ленин и Троцкий в прессе осуждают патриотов, особенно Плеханова. Ленин пишет статью «Студенчество на коленях», в котором обвиняет учащихся российских университетов в предательстве революции и ура-патриотизме.

В 1915 году в швейцарском местечке Циммервальд соберутся Ленин, Мартов, Троцкий, Зиновьев, эсеры Чернов и Натансон (а также представители других воюющих стран, но их будет намного меньше). Они примут написанную Троцким декларацию с призывом начать борьбу «за мир без аннексий и контрибуций». Эта формула – отказ от завоеваний – станет самым популярным лозунгом в России через три года, в 1917-м.

26 июля 1914 года созывается экстренное заседание Думы и Государственного совета. Депутаты крайне воодушевлены – единый патриотический порыв охватывает и левых, и правых. Однако вскоре выясняется, что у правительства на их счет нет планов. Министр внутренних дел Маклаков в связи с войной предлагает прервать заседания Думы на год – до осени 1915 года. Родзянко уговаривает премьера Горемыкина, что депутаты могут быть полезны и конструктивны, – в итоге перерыв сокращен, Думу обещают собрать в феврале 1915-го.

Политическая борьба в стране прекращается. Большая часть прежних оппозиционеров искренне считают, что во время военных действий все должны помогать армии, чтобы ускорить завершение войны, а уже потом можно возвращаться к прежним политическим баталиям. Павел Рябушинский начинает собирать средства Биржевого и Купеческого обществ на передвижные лазареты – и сам руководит их отправкой на фронт. Его газета «Утро России» становится популярным патриотическим изданием. Александр Гучков отправляется на фронт работать в Красном Кресте, как он работал во время русско-японской войны.

На фронт добровольцами едут многие богемные столичные фигуры: поэт Валерий Брюсов уезжает военным корреспондентом «Русских ведомостей». «Я еду простым чернорабочим, – так прощается с коллегами Брюсов. – Будем верить в победу над германским кулаком. Славянство призвано ныне отстаивать гуманные начала, культуру, право, свободу народов».

Поэт Николай Гумилев записывается добровольцем. Гумилева на фронт провожают его жена Анна Ахматова и Александр Блок. Они сидят втроем и обедают в здании Царскосельского вокзала. Когда Блок отлучается, Гумилев говорит: «Неужели и его пошлют на фронт? Ведь это то же самое, что жарить соловьев».

Боевые действия на Восточном фронте начинаются сразу в двух местах: русские войска наступают на Восточную Пруссию (современную Калининградскую область) и на Галицию (современную Западную Украину). То есть война идет на территориях, населённых в том числе поляками и украинцами, которым приходится воевать против представителей своих же народов, живущих по другую сторону границы в Германии и Австро-Венгрии.

В связи с этим в Российской империи встает вопрос, что делать с Польшей и как мотивировать поляков воевать на стороне России. Польша разделена между тремя империями: центральная часть, включая Варшаву, входит в Российскую империю, северная часть, включая Познань, принадлежит Германии, а южная, включая Краков, – Австро-Венгрии. При этом ни в одной из империй поляки не имеют автономии. Например, «Царство Польское» – это просто восемь растворенных в России «привисленских губерний», и даже название «Польша» российские чиновники стараются не использовать, заменив его выражением «Привисленский край».

Весь XIX век Польша была главной горячей точкой Российской империи. Прадед императора Николая II, Николай I, жестоко подавил Польское восстание 1830–1831 годов, пообещав разрушить Варшаву, если оно повторится. Но теперь, с началом Мировой войны, у российских властей совсем другая цель – завоевать сердца поляков.

Первый шаг – 16 августа новый Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич (дядя Николая II, его самого вскоре будут называть в армии Николаем III) издает манифест, обещающий, во-первых, ликвидировать несправедливый раздел Польши, а во-вторых, предоставить единому Царству Польскому автономию, если все польские территории будут завоеваны Россией: «Пусть сотрутся границы, разрезавшие на части польский народ. Да воссоединится он под скипетром Русского Царя».

Этот манифест на многих производит очень хорошее впечатление – и среди поляков, и в российском обществе. Даже князь Кропоткин в Лондоне радуется, полагая, что это значит, что после войны Россию ждет федерализация.

Тем не менее война в Польше продвигается не слишком удачно, немцы готовят наступление в сторону Варшавы. Обсуждается, стоит ли закрепить статус Польши, например, коронацией Николая II в Варшаве, чтобы проявить особое уважение к полякам, подобно тому как австрийский император Франц Иосиф в 1867 году второй раз короновался в Будапеште и переименовал свою страну в Австро-Венгрию.

Министр иностранных дел Сазонов, свояк и друг покойного Столыпина, считает, что нужно как можно скорее предоставить полякам самоуправление и право преподавать предметы в школах по-польски (кроме истории, географии и Закона Божьего).

«Ежели так, то не стоило и воевать в Польше, – говорит двоюродный брат царя великий князь Андрей. – Сколько крови пролили за эту войну и все на польских землях… Раз отвоевали, то не для того, чтоб отдавать или создавать рядом независимую страну». Так же думает большинство офицеров, и император говорит, что с манифестом поторопились.

Намного удачнее идет наступление Юго-Западного фронта – в Галиции. Российские войска берут Галич, Львов, начинают осаду Перемышля. На захваченных территориях российские власти создают две новые губернии – Львовскую и Тернопольскую (потом к ним добавятся еще две – Черновицкая и Перемышльская). Управлять новыми территориями назначается галицийский генерал-губернатор Георгий Бобринский, праправнук императрицы Екатерины II, потомок ее внебрачного сына от фаворита Григория Орлова. «Я буду учреждать здесь русский язык, закон и строй», – заявляет он и начинает инкорпорировать новые губернии в состав России. Большая часть пророссийски настроенной местной интеллигенции была перед наступлением русских войск арестована и отправлена в концлагерь Талергоф, поэтому новым властям не на кого опираться.

Местными чиновниками назначаются люди, привезенные из других регионов России, а некоторые представители львовской элиты, подозреваемые в симпатиях к Австро-Венгрии и в шпионаже, отправляются в ссылку в отдаленные регионы России (например, львовского грекокатолического митрополита Андрея Шептицкого отправляют в монастырь в Суздале). Вводятся российские законы, запрещающие евреям владеть землей, земли местных евреев экспроприируются, несколько тысяч из них депортируют по ту сторону линии фронта, в Австро-Венгрию.