Начались значительные затруднения с продовольствием и фуражом. Кульминационным пунктом было взятие Брасова 5 октября. После этого начались затруднения и неудачи. Беспрерывные бои и переходы окончательно измотали людей и лошадей. Особенно тяжело приходилось пехоте, когда нужно было, после тяжелого перехода и боя, идти в непогоду в сторожевое охранение. Наши части начали терять свою подвижность и маневренную способность, то есть те качества, которыми добровольцы всегда били красных, несмотря на численное их превосходство.

С. Мамонтов{245}

Походы и кони{246}

Полтава

После недельного отдыха в Дергачах, около Харькова, наши обе батареи погрузили там же, в Дергачах, в поезд и отправили в Полтаву. Наш дивизион переводили из Терской дивизии в регулярную кавалерию. Мы очень жалели терцев, к которым успели привыкнуть и с которыми так хорошо сработались. Кто знает, какова регулярная кавалерия?

Наутро следующего дня я проснулся в товарном вагоне.

Приехали в Полтаву.

Но города нигде видно не было. Рядом протекала болотистая речка.

Это приток Ворсклы, а Полтава вон там в полверсте.

Я пошел посмотреть на Полтаву. Попал на площадь. Одноэтажные дома, посреди немощеной площади памятник. На площади бродят свиньи и гуси. Впечатление глубокой провинции. Никаких укреплений. Как Полтава могла выдержать осаду шведов? Очевидно, укрепления срыты.

Полтава — это самая Украина, воспетая Гоголем и знаменитая Полтавской битвой, происшедшей поблизости, между Карлом XII шведским и Петром Великим. Действительно, при походах приходилось встречать хорошо сохранившиеся земляные укрепления. Место Полтавского боя мне видеть не пришлось.

Я поспешил вернуться к нашему составу. Батареи выгружались. Приехал из обоза заведующий хозяйством полковник Лебедев и сообщил нам о производствах. Брат был представлен в штабс-капитаны, но чина этого не дождался. Я был представлен в поручики и со временем дождался. Многие были произведены в следующий чин. Обозненко{247} был произведен в полковники в 23 года! Он назначен старшим офицером батареи, что все одобрили, так как он был прекрасный офицер. Мукалов стал командиром взвода, а брат получил командование нашим первым орудием. Собственно говоря, это все было подтверждением того, что сложилось уже раньше в батарее. Все осталось по-прежнему. Некоторые радовались производству. Меня это удивляло, военная карьера меня не прельщала.

Брат и Му калов поехали в отпуск в Екатеринодар. Брат взял у меня романовский пятисотрублевый билет, который я носил в мешочке на шее, как неприкосновенный запас на всякий случай. Отдал его с неудовольствием. Носил его я, потому что я был скорей в мать, бережлив, а брат транжир, в отца.

Батарея выгрузилась и пошла на сборный пункт, где собрался весь регулярный корпус. Мимо нас прошел эскадрон рысью. Драгуны были вооружены пиками и шли облегченной рысью. Это подпрыгивание эскадрона нас рассмешило. Мы отвыкли от классической посадки. Казаки, кубанцы и терцы, пик не носят и на рыси не облегчаются.

Пика очень неудобна на походе. Но кто хорошо ей владеет, тот обладает страшным оружием. В начале войны 1914 года донской казак Козьма Крючков{248} получил первый Георгиевский крест за то, что переколол 11 немцев пикой. Наши либералы старались всячески его осмеять, им было непонятно, как один человек… Но это был факт, тщательно проверенный и не единственный. Дело в том, что работа пикой большое мастерство, и Крючков им обладал. Рана пикой почти всегда смертельна, во всяком случае выводит из строя.

Был уже целый корпус регулярной кавалерии и даже больше. Многие старые полки начали формироваться вновь. В этом были недостатки. Редко старый полк восстанавливался целиком. Но как только появлялся эскадрон, у него разрастался обоз. Думаю, что на каждого бойца приходилось два и больше тыловика. Полки же на фронте были сводные из разных эскадронов, что тоже было недостатком. Были интриги и конкуренция. Старались для своего полка, а не для общей пользы. Командовал корпусом, мне кажется, генерал-лейтенант Юзефович, которого мы прозвали «великим молчальником». Очень представительный по внешности, он всегда склонялся над картой и крутил свой длинный ус, но голоса его мы никогда не слыхали. Распоряжался за него юркий полковник или даже ротмистр. Фактически он руководил корпусом. К счастью для корпуса, некоторые начальники дивизий, бригад и полков были первоклассные. Вскоре Юзефович исчез и был заменен кем-то, тоже не оставившим по себе следа, и наконец командование сперва бригадой, потом дивизией, а затем всей регулярной кавалерией перешло к генералу Барбовичу, прекрасному начальнику. Кавалерия при нем стала грозной силой. Вся регулярная кавалерия в Добровольческой армии носила пики, даже гусары.

Наша батарея работала всегда со сводным полком 12-й дивизии{249}. В него входили все полки с 12-м номером: стародубские драгуны{250}, белогородские уланы{251} и ахтырские гусары{252}. Больше всего было улан, командовал полком наш старый знакомый еще из Полог полковник Псел{253}, гусар. Некоторые офицеры носили форму мирного времени. Вначале мы не очень доверяли регулярным и вперед не совались. Но постепенно привыкли. Конечно, у них не было казачьей лихости, но было упорство в бою и дисциплина.

Было, насколько я их встречал, шесть конных батарей: первая и вторая гвардейские, две наши Дроздовские, седьмая и восьмая. В Полтаве мы не встретили других батарей, кроме наших двух. Но седьмая работала с особой группой кавалерии за Днепром (там служил Александров). Первую гвардейскую я встретил впервые в городе Нежине (в ней служили Кривошеины). Вторую конную, гвардейскую, встретил при отступлении и переходе через Дон. И с восьмой мы вместе шли на фронт из Брюховецкой. Очевидно, каждая действовала с разными частями, потому и редко встречались.

Тут, в Полтаве, мы впервые познакомились с нашим непосредственным начальником, инспектором конной артиллерии генералом князем Аваловым, и получили от него первый выговор из-за отсутствия зарядных ящиков.

На Кременчуг

Первая наша операция с регулярной кавалерией была