Игнасио повернулся к сыну, испуганно застывшему на террасе с побледневшим лицом.

— Сын, это ведь как ныряние в море — ожидание неприятно, но потом, уже в воде, становится тепло и хорошо. — Он понимающе улыбнулся. — Тебе просто нужно нырнуть и больше ни о чем не думать.

Рамон кивнул и последовал за ним в полумрак дома, где царила прохлада и аромат туберозы. В своем сознании он все еще представлял Федерику тринадцатилетней девочкой, которую он в последний раз видел в Корнуолле, на велосипеде. Хэла он помнил еще меньше, и это заставляло его ощущать свою вину как никогда остро.

Когда Федерика и Хэл увидели бабушку, поспешно выходившую из дома, чтобы их приветствовать, их сердца на мгновение замерли от волнения, но потом забились еще быстрее от охватившей их радости. Ее волосы побелели, а сама она казалась меньше ростом, поскольку они видели ее в последний раз еще детьми. Но улыбка и слезы по-прежнему выдавали ее добрый характер, как и почти два десятка лет назад, и они бросились к ней, чтобы обнять. Ей хотелось сказать, какими они стали большими, как прекрасна Федерика и как красив Хэл, но ее горло сковал спазм, а губы дрожали от сожаления, что она так постарела и потеряла без них все эти долгие годы, пока они росли. Она обняла внуков, жестикулируя трясущимися руками и выражая мимикой и взглядом все те эмоции, которые не могла пока выразить словами.

Следующим в дверном проеме появился Игнасио, поскольку Рамонсито подался назад, внезапно охваченный робостью. Он крепко сжал внуков в своих объятиях, смеясь от радости, хотя из-за волнения тоже был не в силах говорить. Хэл помнил прогулки у него на плечах, но с трудом мог признать могучего мужчину из своего детства в худом мудром старце, стоявшем перед ним.

Затем на пороге вместе с младшим сыном нерешительно появился Рамон.

Федерика увидела тревогу в его глазах и бросилась к нему, как делала это всегда, будучи еще ребенком. Рамон был потрясен той уверенностью, с которой она продемонстрировала свою привязанность, и с благодарностью заключил ее в свои объятия. С удивлением он узнавал в ней черты юной Элен, в которую влюбился на пирсе в Польперро. Ее волосы были такими же светлыми и волнистыми, кожа такой же светящейся, а глаза сияли такой же чистой и голубизной, которая когда-то обезоружила его в ее матери. Он держал ее лицо в своих ладонях, охваченный глубоким сожалением.

— Ты так выросла, — задыхаясь, произнес он. — И ты сделала это без меня? — сказал он, снова обнимая ее.

— Без тебя? Конечно нет, — фыркнула она, вдыхая его знакомый запах, который помнила все эти годы, не позволяя себе забыть отца. Рамон посмотрел через плечо Федерики и увидел побледневшее лицо сына, смотревшего на него затравленным взглядом. Он нежно отстранился от дочери и направился к нему.

— Хэл, — сказал он, протягивая руку. Хэл попытался произнести «папа», но из его горла раздался только сухой хриплый звук. Он впился взглядом в лицо отца, стараясь найти в нем признаки привязанности, но увидел только страх и неуверенность. Он тяжело сглотнул и снова поднял глаза на отца. — Хэл, мне так жаль, — прошептал Рамон. Глаза сына потеплели, и Рамон сделал к нему шаг, протягивая руки и прижимая к себе дрожащего от эмоций молодого человека. Хэл издал стон и затем разрыдался. — Мы все восполним, сынок, — сказал Рамон, — обещаю.

Рамонсито следил за сценами воссоединения с порога, чувствуя, что его исключили. Ему были чужды слезы и чрезмерные эмоции, ведь он не плакал даже на похоронах матери. Он с любопытством наблюдал за Федерикой и Хэлом и слушал, как они говорят на языке, который не понимал. Федерика оказалась совсем непохожей на Рамона, но Хэл был почти точной его копией, если не считать его худобу и болезненный вид. Ему хотелось подойти и представиться самому, но он понимал, что у него нет своей роли в этом семейном единении, поскольку все они сейчас горевали о разлуке, постигшей их еще до его рождения.

Вдруг Рамон вспомнил о Рамонсито. Он выпрямился и повернулся к сыну, нерешительно застывшему в тени.

— Рамонсито, — позвал он. — Иди сюда, сын, и поздоровайся со своими братом и сестрой. — Он произнес эти слова на испанском, но Хэл и Федерика все поняли и удивленно переглянулись. На освещенном солнцем пространстве появился пятнадцатилетний подросток. Он был высоким и атлетически сложенным, с волосами цвета воронова крыла и сияющими глазами цвета молочного шоколада.

Федерика сразу уловила в его улыбке и походке черты Рамона, но его кожа была медового цвета, а лицо более удлиненным и мягким, чем у отца.

Хэл тоже увидел собственное отражение в смуглых чертах Рамонсито и, собравшись с силами, шагнул ему навстречу, чтобы пожать руку.

— Я всегда хотел иметь брата, — сказал он.

Когда Рамон перевел эту фразу, лицо Рамонсито расплылось в широкой улыбке и он ответил на испанском:

— Я тоже.

Федерика взяла его за руку и поцеловала. Он покраснел до корней своих блестящих волос. Федерика улыбнулась ему, поскольку, кроме крови, у нее с ним тоже оказалась общая особенность.

И Хэл, и Федерика помнили большую террасу в этом доме с видом на морские просторы. Ароматы гардении и эвкалипта снова вернули их в детство, но сейчас они стали другими и та счастливая пора уже казалась совершенно другой жизнью. Все расселись на солнце, и жара понемногу растопила их тревоги и опасения, хотя атмосфера все еще оставалась скованной. Было так много всего, что они хотели бы сказать друг другу, но никто не знал, как начать.

Гертруда принесла поднос писко со и обнесла присутствующих, ломая голову, почему это место так наполнено одновременно и радостью, и печалью. Затем ее охватило любопытство при виде двух подозрительных незнакомцев. Еще больше ее удивила просьба Хэла принести ему стакан воды.

— До сих пор не могу поверить, что вы здесь, — радостно сказала Мариана. — Что же вернуло вас нам через столько лет?

Федерика отпила напиток со спиртным, который ей никогда не давали попробовать в детстве, и поморщилась.

— Какая кислятина! — воскликнула она.

— Это из-за лимона, — сообщила Мариана. — К нему нужно привыкнуть.

— Один стакан может свалить тебя с ног, — предупредил Игнасио.

— Так что же заставило вас приехать спустя столько лет? — спросил Рамон.

Федерика вздохнула и посмотрела на Хэла, который уселся в кресло и жадно пил воду.

— В жизни случаются вещи, которые заставляют оглянуться назад, — начала она, тщательно подбирая слова. — У меня было неудачное замужество, а Хэл… ну, Хэлу пришлось пережить тяжелый период в своей жизни. У нас возникла потребность вернуться назад, к нашим корням. Нам нужно было снова вас увидеть. Это вовсе не естественно так долго быть разделенными со своей семьей. — Она опустила глаза, не желая, чтобы отец снова ощутил вину за то, что покинул их. Мариана посмотрела на сына и почувствовала неуверенность. — Это так прекрасно — вернуться и найти нового члена семьи, — продолжала Федерика, заполняя неловкую паузу. Все посмотрели на Рамонсито, который снова покраснел и застенчиво улыбнулся.