войны произойдет крупное восстание. Однако в индейских войнах участвовало не более меньшинства племен. Только апачи, сиу, команчи, шайены и киова оказали длительное сопротивление. Остальные племена (пауни, осаге, кроу, хопи и др.) сражались на стороне федеральных войск. Военная граница против враждебных индейских племен появилась после 1850 г., когда в качестве военной добычи к Союзу была присоединена Нью-Мексико, а на Юго-Западе появились армейские лагеря для удержания "дикарей" под контролем. Хотя поначалу им было трудно отбивать атаки апачей и команчей, впоследствии форты стали базой для эффективного "умиротворения" региона. Войска, участвовавшие в Гражданской войне на стороне Союза, были направлены на Юг, чтобы сломить независимость индейцев.

Современное европейское мышление отнюдь не было неприменимо ко многим индейским войнам. На стороне индейцев появились отличные стратеги, которые, учитывая примерный материальный баланс, смогли нанести белым немало поражений. Индейцы Великих равнин были, пожалуй, лучшей легкой кавалерией в мире, чрезвычайно эффективной против недостаточно обученного и оснащенного противника. Их зачастую немотивированные противники страдали от суровых условий в фортах и на поле боя. Помимо молодых элитных кавалеристов, в состав разношерстного отряда входили ирландские ветераны британской армии, венгерские гусары, а в первые годы даже некоторые участники наполеоновских войн. Слабыми сторонами индейцев были, конечно, не только слабое вооружение (они были бессильны против страшных горных гаубиц), но и недостаточная дисциплина, отсутствие должной командной структуры, слабая защита лагерей и деревень. Асимметрия, благоприятствовавшая европейцам в военном отношении на многих азиатских и африканских театрах, повторилась и здесь.

Переход от войны к резне и нападениям на беззащитные поселения был достаточно плавным. Обе стороны были вооружены, и беззаконное насилие было частью повседневной жизни на значительной части фронтира; это было наследие, доставшееся всем от колониальных войн конца XVIII века. Применение силы между цивилизациями было взаимосвязано с общим насилием гражданской жизни на евро-американской стороне фронтира. Пионеры "Дикого Запада", которые решали свои бытовые споры с помощью пистолета или винтовки, были одним из самых хорошо вооруженных слоев населения в мире. Готовность к "перестрелке" отличала социальную жизнь в мирное время так, как это обычно характерно только для ситуации гражданской войны. Крайние нормы мужской чести, неведомые в городах Востока, означали, что нормальным было скорее обострить конфликт, чем смягчить его ("Отступать не положено"). Люди сами проявляли инициативу в отстаивании своих интересов, иногда с самоубийственным культом "доблести". Типичными были дружинники, действовавшие в ситуациях, когда закон не действовал, как своего рода революционная сила, заменявшая отсутствующее на местах государство. За этим стояла идея права на самооборону и весьма мускулистая трактовка народного суверенитета. Ричард Максвелл Браун полагает, что, несмотря на большие человеческие жертвы, такая практика сохраняла порядок дешевле, чем обычная судебная система.

Царствование террора, осуществляемое героями с пистолетами, достигло максимальной интенсивности и размаха в течение примерно четырех десятилетий после окончания Гражданской войны. Браун фактически описывает это время как своего рода мини-гражданскую войну: большинство из двухсот-трехсот наиболее известных или печально известных убийц (плюс большое количество менее известных) действовали по приказу крупных землевладельцев и отстаивали их интересы против интересов мелких ранчеров и владельцев приусадебных участков. Это были не социальные бандиты с чувством справедливости и сочувствия к простым людям, а скорее агенты классовой войны, направляемой сверху. В отличие от этого, крупные массовые убийства индейцев, такие как резня на Сэнд-Крик в 1864 г. в восточном Колорадо, где было убито около двухсот мужчин, женщин и детей шайенов, как правило, организовывались регулярными войсками, а не ополчением или дружинниками. Тот факт, что во многих других случаях армия защищала индейцев от частного насилия белых, делает очевидной всю сложность ситуации.

 

Депортации

Политика в отношении индейцев в подавляющем большинстве случаев разрабатывалась в Вашингтоне, но реализовывалась на практике на границе. К моменту образования США большинство индейских общин уже имели значительный опыт столкновения с внешними вызовами. Они пережили медицинские, экологические, военные потрясения и неоднократно оказывались в ситуации, когда им приходилось реагировать и заново изобретать себя. В 1800 г. отнюдь не считалось, что хитрые "цивилизованные люди" стоят лицом к лицу с тупыми "дикарями". Иногда к индейцам относились справедливо, особенно квакеры из Пенсильвании, но гораздо чаще отвратительное поведение по отношению к ним вступало в глубокое противоречие с их чувством справедливости. Отношение правительства США было противоречивым. С одной стороны, оно признавало их фактическую государственность, заключая договоры, которые далеко не всегда были односторонним диктатом. С другой стороны, старая пуританская вера в превосходство христиан над язычниками перешла в просветительскую идею цивилизаторской миссии: "Великий отец" в Вашингтоне будет строго и доброжелательно следить за своими индейскими "детьми"; цивилизующее влияние изначально должно было прийти извне. До середины века не было законодательно закреплено вмешательство во внутренние дела племен, но они находились под особым видом косвенного правления. Только после 1870 года стало признано, что индейцы тоже должны подчиняться общим законам страны.

В 1831 г. престарелый председатель Верховного суда Джон Маршалл, на протяжении тридцати пяти лет являвшийся одной из самых влиятельных фигур в стране, заявил, что народ чероки является "отдельным политическим обществом, отделенным от других, [и] способным самостоятельно вести свои дела и управлять собой". Таким образом, "племена" были не суверенными государствами на американской земле, а, по выражению Маршалла, «внутренними зависимыми нациями». На бумаге эта влиятельная формулировка, казалось бы, давала индейцам защиту. Но исполнительная власть уже давно пошла по другому пути, игнорируя решение конституционного суда. Генерал Эндрю Джексон, вступивший в должность седьмого президента США в 1829 году, уже проявил себя как энергичный борец с англичанами, испанцами и индейцами. Он не задумывался о разрыве договоров с индейцами и не разделял мнение Маршалла о том, что любая экспроприация индейских земель должна, по крайней мере, иметь прочную юридическую основу. Популярную и эффективную политику депортации Джексона ("выселения индейцев") иногда объясняют с точки зрения индивидуальной психологии: мол, несчастное детство президента вызвало у него зависть к индейцам как к "вечным детям" и в то же время пробудило в нем желание осуществлять над ними всепоглощающую отцовскую власть. Это вполне возможно. Но важнее результаты его политики.

По мнению Джексона, цивилизаторская миссия поколения Джефферсона потерпела неудачу. Вместо этого он взял за образец менталитет так называемых "мальчиков Пакстона", которые в 1760-х годах устроили ужасные расправы над индейцами в Пенсильвании. Он считал, что нет смысла терпеть индейские анклавы. Его целью - с помощью методов, которые сегодня можно назвать "этнической чисткой", - было вытеснить индейцев за Миссисипи. В течение 1830-х годов - катастрофического десятилетия, уступающего лишь 1870-м, - было депортировано около 70 тыс. индейцев, в основном из