В этот же момент, заметив, что Анна больше не бежит за ними, Рюм и Пьер остановились, и выхватили револьверы.

Сказать, что Гидра была удивлена, было нельзя; она была в шоке.

Она недолго существовала в своём сумрачном безвременье, откуда в этот мир приходили подобные ей и другие, более или менее опасные. Гидра не обращала внимания ни на других, ни на подобных себе; они просто существовали где-то на границе её восприятия. Просто иногда тонкая плацента между этажами мироздания прорывалась, и тогда можно было упасть в разрыв, и начать охоту. Подобно паукам (Гидра откуда-то знала, что такое «паук»; возможно, это была остаточная память тех, кого она поглотила) большую часть своего жизненного цикла она пребывала в безмысленной кататонии, которая продолжалась до тех пор, пока внешние факторы не запускали механизм весёлого уничтожения.

Даже по меркам нижнего мира она была молода, и существовала всего-то пару человеческих жизней. Гидра воспринимала время иначе, чем те, кого она пожирала, но уже успела приобрести то, что человек назвал бы «чертами характера»: она любила играть со своими жертвами, во всём полагалась на сигнальные нити, и усвоила, что жизненное естество, с таким аппетитом ей поглощаемое, имеет одно неприятное свойство – от него тянуло в сон. Слишком много съев можно было уснуть и проснуться уже в серой безвидной пустоте родного «нигде» – тогда пришлось бы опять ждать.

Но ещё никому и никогда не удавалось причинить ей боль. Никому и никогда – до сегодняшнего дня.

Маленький человек с искорёженной оболочкой души (его аура была повреждена и расплывалась в странные слоистые плоскости) ударил эфиром сжатым в складку, и это оказалось больно. Боль Гидра ощутила впервые, и боль ей совершенно не понравилась.

Она протянула свои лезвия к обидчику, который к этому моменту уже закрылся, обернув себя тонким эфирным коконом-шариком – жалкая и смешная попытка защититься! – аккуратно подняла его и задумалась. Просто сжать «струны» и разрезать человека внезапно показалось Гидре как-то... неправильно. Неполно, недостаточно.

Ненависть она тоже испытывала впервые, но уже поняла, что с ней делать.

...кусочки мелкие-мелкие много-много аккуратно медленно не задевая жизненно важных органов сохраняя жизнь до последнего если нужно подливать «вита» из собственных запасов не жалко не важно растянуть удовольствие на часы недели…

Она не обратила внимания на то, как двое других людей замерли, развернулись, и бросились назад. Возможно, они просто хотят умереть. Хорошо, всё будет. Но позже, немного позже. Сперва – человек-колдун (кажется, они назывались так).

Мерное шуршание эфира разорвали резкие хлопки – оружие. Пистолеты, винтовки, ружья – Гидра уже была знакома со всеми этими шумными и бесполезными штуками и они её особо не волновали. Кусочки металла, пролетая сквозь нее, вызывали чувство схожее с приятной щекоткой; Гидра даже смутно понимала, что при помощи оружия люди как-то пытались себя защитить. Как – не важно, главное, что у них не получалось.

Но эти пули были... какими-то другими.

Потому что, впившись в то, что условно можно было назвать её телом, они вызвали новый, куда более сильный всплеск боли.

И тогда Гидра почувствовала ярость.

С яростью она тоже никогда ранее не сталкивалась (сегодня явно был день открытий), однако ярость Гидре, скорее, понравилась. Холодное отрешённое «я» во многом опирающееся не столько на логику, сколько на рефлексы и простейшие автоматизмы вдруг выступило вперёд, расцветая новыми яркими красками, оформляясь в нечто чёткое, единое и самодостаточное, имеющее желания. Для существа доселе имевшего единственное желание (даже не желание, а автоматическое устремление) – находить жертвы и поглощать их жизненную силу, целый букет новых, странных и ярких целей основанных на такой странной для Другой штуке, как эгоизм были явно в новинку.

Простой механизм для убийства обрёл сознание. И сознание это распустилось ярким алым цветком лучистой ненависти и злобы.

Чудовище проснулось.

Жандармы, конечно же, увидели, как Анна резко остановилась, упала на колени и выбросила перед собой руки – бах! – воздух резко хлопнул, точно мокрая простыня.

Они поняли, что Гидра уже здесь, увидели фонтанчики пыли, снующие над дорогой, и поняли, что колдунья пытается задержать Другую (насчёт «отогнать» никаких иллюзий у жандармов не было).

- Бегите! – заорала Анна, надрывая горло, – Бегите к ратуше! Хватайте груз и бегите!

Стоит отдать жандармам должное: ни один из них не побежал.

Рюм и Пьер выхватили револьверы и принялись палить. О, Гидру они, конечно же, не видели, но быстро сообразили, что стрелять нужно туда, прямо в самую гущу маленькой пыльной бури, которую силовые лезвия твари подняли на дороге.

Они успели вовремя: Гидра как раз оплела Анну (та едва успела закрыться Базовым Щитом) и подняла девушку в воздух.

«Странно, – пронеслось у колдуньи в голове, – она же может превратить меня в фарш за несколько секунд. Чего она ждёт? Играет со мной? Силы небесные и подземные, все Могущества всех Сфер, как бы я хотела, чтобы эта тварь сдохла. Желательно, в мучениях. Кому, ну кому нужно продать душу или пообещать своего первенца, чтобы это желание стало реальностью?»

Конечно же, единственным, кто ей ответил, был тот ехидный холодный голосок, что иногда выделялся из хора прочих голосов, беспрерывно трезвонящих в её голове обычную повседневную чушь:

«Тут ведь какой вопрос, – сказал голосок, – хочешь ли ты, чтобы эта тварь подохла, или хочешь спастись?»

- А второе не следует прямо из первого? – прошипела Анна себе под нос, изо всех сил вливая энергию в щит, которым она пыталась хоть как-то защититься от сияющих у неё перед носом силовых лезвий Гидры.

«В какой-то мере, да, – легко согласился голосок, – но тут, скорее, вопрос методологии. А также тактики и стратегии. Из чего следует уже третье: чем ты готова пожертвовать ради достижения своей цели?»

- Я же сказала – чем угодно!

«О, это дело. Вот это по-нашему. Отпускай щит»

- Что? – Анна растерянно огляделась по сторонам, словно надеясь, что её невидимый собеседник окажется где-то рядом, но увидела только пыль, засохший клён, забор с криво приколоченным к нему ржавым почтовым ящиком и двух жандармов, сжимавший в руках револьверы.

Рюм и Пьер остановились, и принялись палить из двух стволов в точку немного ниже и дальше зависшей в воздухе колдуньи. Пули свободно пролетали сквозь дрожавшее марево воздуха и впивались в засохшую дорожную грязь, выбивая маленькие фонтанчики пыли.

Так, по