крайней мере, это выглядело бы для неискушённого обывателя, буде таковой затесался в эти края, и решил поглазеть на происходящее со стороны. В эфире же Анна наблюдала несколько иную картину.

Железные пули ударили в сияющую пирамиду (Гидру) и прошли через неё навылет, но там, где они пролетали сквозь свет Другой, этот свет покрывался чёрными пятнами, трескался и искрами вылетал наружу, точно в большой костёр плеснули воды и тот, шипя и плюясь, изверг из себя сноп ярких оранжевых искр.

Гидра вспыхнула. Она запылала как огромный железнодорожный семафор, и Анна совершенно ясно, всем своим нутром поняла смысл этих тяжёлых алых световых волн: Другой было больно.

И теперь она ненавидела девушку всей душой, или что там у Гидры было вместо.

Силовые лезвия сжались, скользя по щиту Анны, выискивая слабину. Так нож для устриц, вонзившись между сжатых половинок раковины, ищет удерживающую их мышцу, чтобы перерезать её, обнажив нежное вкусное содержимое: лук-шалот, ложечку чёрной икры, винный уксус и приятного аппетита, мсье.

«Отпускай щит»

Тут, она, наконец, поняла, что имел в виду голосок в её голове.

Остановить лезвия Гидры базовым кинетическим щитом было невозможно. С таким же успехом Анна могла бы пытаться остановить паровой асфальтоукладчик голыми руками. Но она могла проделать в щите дыру.

Она точно помнила, что этот фокус показал ей кто-то из профессоров Академии, но кто? Магистр сопромага Лето Херц? Или старикашка Виктор Альде, хитрый и ехидный дуэлянт-забияка, что ходил едва волочив ноги, опираясь на тросточку и охая так, словно на него враз свалились все мыслимые и немыслимые артриты с радикулитами, но Небо упаси вам было столкнуться с Альде на дуэльной арене! Не важно, подумала Анна, главное, чтобы это сработало.

Кинетический щит, перекачанный энергией, получил от колдуньи заклятье-импульс, и лопнул. Но лопнул очень хитро, разорвавшись в своей фронтальной части, и выпустив всю накопленную энергию в виде направленного удара.

Человека без колдовской защиты такой удар бы просто превратил в облачко кровавой мокроты. Гидра человеком не была, но и ей кинетический разряд явно не пошёл впрок: Другая вспыхнула, точно электрическая дуга, заискрила, и отлетела в сторону, влепившись в стену одного из домов (кажется, эта была «Мастерская Генриха Фицо») по которой медленно стекла на землю, точно кисель.

Сжимавшая Анну со всех сторон сила исчезла, и девушка рухнула вниз, успев, однако, довольно изящно приземлиться на ноги.

- Анна, как вы? – Пьер был уже рядом; пальцы жандарма впились колдунье в плечо так, что наверняка оставили пару синяков. – Вы целы?

– Хватаем вещи и бегом к ратуше! У нас несколько секунд!! – Анна схватила баллон с кислотой (тот, к счастью, был цел) и рванула по дороге с такой скоростью, что из-под подошв вылетело облако пыли.

Жандармам не нужно было повторять дважды: Рюм с Пьером припустили так, что только пятки замелькали, причём огромный главный жандарм оказался неожиданно резвым, почти обогнав своего помощника.

Ратуша была близко. Заманчиво близко, так близко, что на какой-то миг Анне пришла в голову безумная мысль: мы успеем. Мы добежим до зоны действия заклятья вовремя, и всё будет хорошо. Мы обязательно...

Её мозг пронзил звук – ужасающий звук. Ни рёв, ни вопль, но вибрация чистой незамутнённой ярости, разорвавшая эфир взрывным импульсом чистого желания. Это было желание убийства, простое и честное, как у ребёнка, что хочет крепко схватить и изо всех сил колотить о кресло свою ненавистную куклу, которую родители сажают рядом с его кроватью на тумбочку, и которую ночами оживляет Бука, обитающая в шкафу.

Откуда-то сзади, из-за плеча Анны, раздался чудовищный грохот, и теперь это уже были не просто эфирные волны.

На пару мгновений они все обернулись, не прекращая своего отчаянного бегства.

По улице позади них неслось нечто.

«Невидимый паровоз», пронеслась в голове у Анны безумная мысль.

Хотя, если вдуматься, мысль была не такой уж безумной; сравнение, как потом вспоминала колдунья, оказалось очень точным: огромная невидимая громадина неслась по улице, взрывая в мелкую щепу заборы, разбивая в каменную крошку стены домов, вспарывая глубокими бороздами землю и страшно при этом воя. Как если бы действительно скоростной «Литерный Зэ» сошёл с рельсов и выскочил на полной скорости на улицу Серных холмов, по инерции круша всё вокруг своими бронированными грузовыми вагонами.

И двигался этот «поезд» с такой скоростью, что сразу становилось ясно: не важно, насколько близко ратуша; они всё равно не успеют.

В этот момент начальник жандармерии Серных холмов Жерар Рюм споткнулся.

Он вполне мог стукнуться высокой подошвой сапога о камень. Это было вполне возможно. Он также мог влететь ногой в одну из бесчисленных выбоин на дороге – их хватало. Он мог, в конце концов, просто подвернуть ногу; для человека комплекции главжандарма это было как раз плюнуть (все люди с лишним весом страдают от подобной проблемы, причём то, что для воздушной девицы, которую можно после всех её диет поднять одной рукой вообще не страшно, для толстяка-булочника из Хлебного тупичка – катастрофа, и заканчивается, в лучшем случае, растяжением связок).

Но позже, в сотый раз прокручивая в своих воспоминаниях этот эпизод, Анна, холодея, думала, что Рюм, скорее всего, поскользнулся намеренно.

Он тут же поднялся: огромный, взмокший, вывалянный в пыли, с налитым кровью затылком (лица Рюма, Анна, к счастью, не видела), и повернулся к наступающему ужасу лицом.

Клац! Револьвер начальника жандармерии утонул в кобуре, где хитрый пружинный механизм опустошил барабан, и тут же вставил внутрь специальную кассету с патронами.

Щёлк! Рюм выхватил оружие и взвёл курок.

Бах-бах-бах-бах!

Он успел выстрелить четыре раза, а потом невидимый ужас налетел на него, смял, и повалил в пыль.

Конечно же, ни Анна, ни Пьер не остановились. Оба понимали, что помочь Рюму они уже не могут ничем, и что любая остановка приведёт лишь к тому, что Гидра положит здесь их всех. Им оставалось только бежать, бежать и надеяться, что конец будет быстрым.

...Заклятье «Щита Ангазара» было похоже на тёплую воду, что мягкой волной обдала лицо Анны Гром; она точно нырнула в глубокую хорошо нагретую ванну с пеной, что пахла то ли персиком, то ли талой водой.

Колдунья изумлённо вздохнула, и, задыхаясь, упала землю, глотая раскалённый пыльный воздух широко открытым ртом. Рядом с ней кашлял подавившийся собственной слюной Пьер Артисон.

Анна подняла голову и обернулась.

Жерар Рюм висел в воздухе, футах в пяти от земли. Тело жандарма вытянулось, прогнулось назад в каком-то диком подобии лука