А н д ж а. Иоца… Иоца… умоляю тебя, как матерь божью…

Ш к о к о (настойчиво). «…сообщаю тебе, что я жив и здоров. У меня тут есть все, что нужно, всего хватает, и ты не ломай голову, не беспокойся…» — и так далее… ну, это не важно. Ага! Слушай вот это: «Дорогой мой сынок, ты, наверное, думаешь, как и все другие, что твой отец запустил руку в общественную казну. Но твой отец из артельной кассы не взял ни единого динара{42}. Те десять миллионов, которых теперь недостает, я выдал Букаре по его требованию для покупки тракторов и для ремонта в артели. Все это было точно записано в книге расходов — и когда и на что выдано. Да вот только эта книга пропала в тот самый день, когда должна была приехать ревизия».

А н д ж а. Иоца, хватит… Хватит… Не надо больше.

Ш к о к о. Слушай дальше! Это самое главное. «Итак, дорогой мой сын, ревизия нашла приходную книгу, а расходную ей не показали, а поскольку денег не хватило, меня и обвинили в растрате. Но расходная книга была, в ней все было записано, это знает и Мачак, который работал со мной в правлении, да только Мачак сейчас молчит, как самая последняя шлюха, в свидетели ему не хочется, потому что кто-то заткнул ему глотку или взятку дал…»

А н д ж а. Ой, горюшко мое горькое, и что это я, несчастная, наделала! Не хотела я этого, не хотела, вот бог мне свидетель.

Ш к о к о. Сейчас ты и сама видишь, Анджа, кто заварил всю эту кашу… Ну погоди, Букара! Когда я тебя поймаю, я тебе башку камнем размозжу, как змее! Вот это тебе — за один год каторги… (Соответствующие жесты.) Вот это — за другой год… Это — за третий… Это — за четвертый… Это — за пятый… А потом я буду рвать от тебя кусок за куском, да бросать на корм кошкам и собакам… Вот так!.. Вот так!.. Вот так!..

А н д ж а. Успокойся, Иоца, умоляю тебя, как господа нашего Иисуса! Не кричи так, услышат ведь!..

Ш к о к о. Прости, Анджа, я не хотел…

А н д ж а. Не торопись так, Иоца. Ты не знаешь, что может случиться, если ты поторопишься. (Тихо.) Они могут навсегда разлучить нас. И мы никогда больше не увидимся.

Ш к о к о. Разлучить? Нас?.. Да как это дело может касаться нас с тобой?

А н д ж а. Ни о чем ты меня не спрашивай, да уж только поверь мне. Не трогай их, Иоца! Где тебе с этими чертями справиться!

Ш к о к о. С чертями, с рогатыми! Да мы еще поглядим, кто рогатый!

А н д ж а. Иоца, бедный Иоца! А обо мне ты и вовсе не думаешь. Ты меня не любишь!

Ш к о к о. Да не в этом дело. Мой отец пропадает. А я… тоже… тут в г. . .е вывалялся, с этим представлением. Я хочу смыть эту грязь!

А н д ж а (бросается ему на шею). Иоца, не надо, Христом-богом прошу, не надо… Своему отцу не поможешь, а меня погубишь… (Плачет.)

Ш к о к о (вырываясь из ее объятий). Анджа, что ты тут делаешь, среди этих жуликов? Беги в город! Найди там работу, а сюда больше не возвращайся. И я сюда больше не вернусь. А правду я все равно найду. (Убегает.)

Анджа остается одна, плачет.

Из укрытия выходят  Б у к а р а  и  П у л ь о.

Б у к а р а. Хе-ха… Рогатый, глянь-ка!

П у л ь о. Скажи ты мне, Мате, по-честному: кто взял эти деньги?

Б у к а р а. Ну, смелее, смелее, парень! Я ведь тоже не из пужливых! Посмотрим, кто кого! Анджа, хорошая моя! Ты должна взять у него это письмо!

А н д ж а (в слезах). Нет! Ни за что! Ничего больше для вас не сделаю. Счастье вы у меня отняли… Шпионить заставили… Не буду больше я для вас шпионить!..

В дверях показался  Ш к у н ц а. Он зажигает свет. Все смотрят на него с изумлением.

Ш к у н ц а. Извините… Я не хотел помешать… Вижу — свет не горит. Я и подумал…

П у л ь о (смущенно). Ничего, ничего, учитель! Будь как дома… Ты чего?

Ш к у н ц а. Да ничего особенного… У меня тут, кажется, осталась… (Ходит по комнате, заглядывает под стол и под лавки.) Что поделаешь, годы идут, становимся забывчивыми… (Под одной из лавок находит наконец книгу.) Ну, так я и думал, вот она… «Гамлет» Шекспира. (Разглаживает и вытирает книгу.) Жаль. Всю книгу измяли… Еще раз, товарищи, простите, что помешал, и… Завтра в шесть. (Уходит.)

П у л ь о. Мате, я спросил тебя: кто взял деньги?

Б у к а р а (смотрит вслед Шкунце). А что, если он все слышал и все понял?

П у л ь о (требовательно). Мате… кто взял деньги?

Букара молчит.

З а н а в е с.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Прошло несколько недель. Там же.

Входят  Ш к у н ц а  и  Ш к о к о. Они вносят большой ящик, который Шкунца тут же открывает.

Ш к о к о. А что тут, учитель?

Ш к у н ц а. Да вот видишь, ящик. А в ящике (вынимает театральные костюмы) — королевская одежда. То, что носили настоящие короли, а не какое-нибудь там тряпье… Не понимаю только, как это в городском театре решились послать нам эти костюмы. Не из любви же к искусству!

Ш к о к о (разглядывает костюмы). И мы это на себя наденем, когда будем представлять?

Ш к у н ц а. И наденете… Хотя от этого не будет никакой пользы. Тут костюмы не помогут, дорогой мой юноша! Букара останется Букарой, а Пульо — Пульо.

Ш к о к о. Спалить… Все это надо спалить!.. Облить бензином и поджечь. И эти костюмы, и эту сцену, и это представление… все подряд!

Ш к у н ц а. Ого! Довольно необычная идея для исполнителя роли главного героя.

Ш к о к о. Не тронь меня, учитель. Ты тут еще добавляешь… Хватит с меня моих мучений. Отец — в тюрьме, а меня заставляют, словно медведя на цепи, народ потешать.

Ш к у н ц а. Должен признаться, юноша, я тебе удивляюсь. Ты, насколько я вижу, неглупый и честный парень, и… прости меня… мне непонятно, почему ты тут строишь из себя обезьяну? Может быть, смешно, что это говорю я, я ведь в тысячу раз больше похож на обезьяну, чем ты. Ну, я человек в летах, у меня семья, мне трудно плыть против течения. А ты молодой, ничем не связан, работаешь в городе. Не понимаю, что тебя интересует в этом представлении?

Ш к о к о. Эх, если бы я сам это знал, учитель… Сколько раз я себе говорил: «Больше не пойду!» Прихожу, чтобы послать их к ядреной матери… И тут вспоминаю, что так можно Анджу потерять… и нет у меня сил… А потом опять думать начинаю. Они моего отца погубили… И опять собираюсь уходить… Но тут мне приходит в голову, что, может, лучше бы остаться, найти