в почти завершенном блюде. У брюнета в голове скрипач ронял протяжные стоны мелодии в пустынную тишину окрестных улиц. Он играл не мягко, как порой хороший музыкант хочет донести жизнь своего произведения и наполнить сердца слушателей странным ощущением восторга и беспричинного счастья, а так, словно смычком доставал из себя эмоции и безжалостно размазывал их по поющим струнам, рождая прекрасные, но печальные звуки. Бедный незнакомец не знал, что его никто не слышит (хотя может догадывался), и не сводил себя с ума подобными мыслями — он играл самому себе, и звук разрываемой во внутренней агонии скрипки лился по безлюдным улицам неизвестного города, застывая в ушах одинокого слушателя. Все казалось более, чем действительным: Джек отчетливо видел блеск нескольких серебряных центов, покоящихся на войлоке черной крышки раздетого инструмента, слышал, как странный человек постукивает ногой по земле, и этот ничтожный звук смешивается с мелодией ожившей скрипки; но ни один случайный прохожий так и не появился вдалеке, не нарушил священного покоя музыканта, и вот он играет совсем один, а в этой музыке отчетливо слышен нескончаемый стон.

(забавно, что тебе снятся кошмары, Джеки; точнее видятся, но это не меняет сути дела; сколько кружек кофе нужно принять за несколько часов до сна, чтобы наутро произошло нечто подобное? Три? Четыре? А может лучше сжевать целый стакан растворимого порошка, чтобы потом этот скрипач играл на твоей собственной церемонии?)

Дауни вздрогнул — кажется, он никогда к этому не привыкнет. По крайней мере при свете дня внутренние убеждения и замечания не звучат так пугающе, но сейчас, когда и без того сердце сжимает необъяснимая тревога, другой парень говорил ужасные вещи, и его противный голос нельзя было одним движением руки выключить. Только если заткнуть уши, уткнуть голову в колени и долго-долго сидеть без единого движения до тех пор, пока звенящая тишина не станет невыносимой — тогда он уходит, напуганный, прячется в темноту рассудка, чтобы после вновь напасть и уничтожить, на этот раз окончательно. Джек подумал, что вправду чертовски сильно напоминают ту самую Дафну,

(как тебе мягкие стены в твоем новом доме, детка?)

и от этой мысли ему стало нехорошо. Голова вновь пошла кругом, а глаза подернулись знакомой серой пленкой, будто кто надел на голову солнечные очки и случайно забыл вернуть на витрину. Парень наощупь добрался рукой до прикроватной тумбочки, подтянулся (хотя раньше никогда не подумал бы, что это потребует столько усилий) и в паническом страхе начал шарить дрожащими пальцами по гладкой поверхности. Он почти отчаялся, потому как все это время ногти царапали пустоту, а муть в голове так и не проходила, но вдруг почувствовал прикосновение чего-то холодного. Еще одно небольшое движение, и вот замерший в напряжении брюнет глотает бездумно воду; холодный поток скользит по иссохшему горлу и насыщает парализованное тело; темнота медленно отступает, как бы нехотя выхватывая из окружающего мира цветные картины и высвечивая кусочки перед широко раскрытыми, но невидящими глазами.

В это время тишину комнаты разорвал телефонный звонок. Такой пронзительный и громкий, что пришлось навалиться всем телом на тонкую пластину экрана, и лишь потом сбросить неизвестного абонента — иначе разбуженная Мэг, которая бы ворвалась в его комнату со смазанным после сна лицом и растрепанными в разные стороны волосами, только усугубит ситуацию. Он ответит позже, ведь скорее всего это обыкновенная ошибка или розыгрыш,

(и без того ужасно плохо, неизвестно, где можно взять еще один стакан этой чудной воды)

а ему не нужны были проблемы. По крайней мере сейчас, сегодня, а если еще точнее, то в эти прошедшие три часа и без них хватало хлопот — только бы отступила чернота, и вернулась способность видеть.

Джек сидел так с пятнадцать минут, в то время как пульсирующие темные пятна блекли и уменьшались в размерах, и все думал о том, что никогда еще в жизни так не боялся. Вернее, были отдельные случаи из детства, но они чаще всего оказывались неизбежно связаны с близкими ему людьми. К примеру, когда заболела мама, и мальчик подавал ей в кровать хлеб и сваренный собою же суп, умоляя съесть хотя бы еще одну ложечку прежде, чем уснуть

(наверное, если бы он мог предвидеть будущее, то заварил бы огромное ведро этого бульона с плавающими там кубиками моркови и картофеля, и заставлял ее есть крохотной чайной ложечкой — быть может, так ей бы не удалось уснуть навсегда)

или впасть в бессознательную дрему; или когда папа один раз очень разозлился и быстро уехал из дома — наивный Джек переживал, что с отцом обязательно что-нибудь случится и постоянно просил Шарлотту в очередной раз ему позвонить… И теперь он впервые по-настоящему испугался, но уже начал медленно приходить в себя, а голова будто освобождалась от тяжести и усердно работала.

«Главное не разбудить ИХ», — подумал про себя парень, осторожно вставая на ноги и проверяя дверь в свою комнату. «Иначе вся улица сбежится к нашему дом из-за дикого шума. Кажется, теперь я точно уже не усну… Это так странно, словно до сих пор я являюсь часть какого-то безумного сновидения, и никак не могу из него выбраться. Но все же происходит по-настоящему, и вещи вокруг меня реальны! Я чувствую свежесть воздуха, проникающего в комнату из приоткрытого окна, могу прикоснуться к стеклянному стакану и даже ударить им себя по голове, только… меня по-прежнему не отпускает смутная тревога. Наверное, так ощущают себя пенсионеры, когда каждый день ждут начала Третьей мировой войны и закручивают про запас консервы».

Внезапно он вспомнил про звонящий недавно телефон. Вернее, эта мысль тоже загорелась внутри без повода, потеснив на время разбросанные по земле букеты и одинокого скрипача — просто звякнула тихонько где-то далеко, как крохотное напоминание, и тут же исчезла, оставив после себя странный осадок чего-то упущенного. Он поначалу сощурился с непривычки, когда ослепительно-яркий экран вспыхнул в сумерках, но вот пальцы привычным движением нащупали нужную кнопку, и высветилось имя того сумасшедшего, кто пытался нарушить своим звонком ночной покой.

Хлоя Робертсон.

Хлоя Робертсон звонила один раз в 3:40 ночи.

Хлоя Робертсон сошла с ума, или весь мир решил сойти с ума — Дауни не смог принять окончательного решения, но тут же набрал номер девушки снова, борясь с собственными предчувствиями на протяжении бесконечно долгих гудков.

«Быть может, она всего-навсего ошиблась номером… Да, в темноте могла не разобрать имя или вести ненужную цифру. Черт, парень, кого ты обманываешь, когда человек звонил тебе в такой