был теперь просто невыносим. Нет смысла пытаться выбросить дерьмо за борт при помощи сжатого воздуха — наш морской туалет на такой глубине не действовал. Я вернул на место зажим для носа и стал дышать через булькающий загубник. Настоящее благо — возможность переключиться с дыхания носом на рот. Я больше не зависел от своего носа. Я мог выбрать дыхание через рот и обойти свои обонятельные нервы. Господь Создатель Небес и Земли замешивал свою глину с более мудрой прозорливостью, чем строители U-A создавали свой проект.

Без сомнения я могу вынести это немного дольше. Детская игра. Просто лежи себе вытянувшись в полный рост, не двигайся, расслабь мускулы живота, сконцентрируйся на чем-то другом, не на испражнениях.

Бордель в Бресте… Вонь в нем была такой же тошнотворной. Пот, духи, запах спермы, мочи и лизола[58] — смешанный аромат гноящейся похоти. Никакое количество дешевого парфюма не могло перебить запаха жидкости для мойки туалетов, в котором преобладала хлорка. Зажимы для носа там были бы очень к месту.

Улица Абукир! Каждый раз, когда заходил боевой корабль, шлюхи оставались лежать на месте между клиентами. Не было никакой речи о том, чтобы присесть на биде, надеть трусики, сказать матросу «Привет!» и снова снять трусики. Девицы были превращены в пассивные цилиндры из плоти, в которых день за днем пять дюжин разнообразных поршней двигались туда-сюда.

Я вспоминал крутую маленькую аллею, прокаженные руины и обуглившиеся бревна, торчавшие в небо. На разбитой мостовой лежала мертвая собака, раздавленная проходившим автомобилем. Никто не побеспокоился убрать останки. Рой мясных мух поднимался от наполовину вывалившихся внутренностей. Клочья оставшихся крыш, причудливые секции кирпичной кладки как гигантские глыбы многослойной нуги, перевернутые мусорные баки, крысы при ярком свете дня. Каждое второе здание было разрушено, но даже частично пригодные для жилья дома были пусты. Расщепленные рамы окон лежали в кучах, как баррикады. Через кучи мусора вела истоптанная тропка.

Два матроса прислонились к стене лицом друг к другу. «Не волнуйся, приятель. Я поставлю тебе женщину.[59] Тебе она нужна — у тебя же просто из ушей течет. Пойдем, иначе все прокиснет и свернется, если ты не кончишь в ближайшее время».

Хриплые крики, затем обиженное, нервное тявканье собаки.

С напрягшимися членами они стояли по двое в длинной очереди снаружи медпункта в конце тропинки. Всем приходилось проходить сквозь строй. Время от времени дородный старшина лазарета высовывал свою голову и громко ревел: «Следующие пятеро! И кончайте по быстрому — я не потерплю здесь кого-нибудь дольше пяти минут!»

Матросы ухмылялись. У каждого одна рука была в кармане, которой перебирали свои гениталии. Почти все в другой руке держали сигарету. Клубился дым от нервных затяжек.

Только медицинская палата могла похвастаться белой краской. Внутри маслянистые стены были отвратительного желтого цвета. Воздух благоухал спермой и потом. Никакой загородки — никакого даже рудиментарного прикрытия функции организма.

Мадам на своем деревянном троне прижимала к расщелине своей груди между гигантских титек мерзкую комнатную собачонку. «Выглядит как большая жирная задница,» — произнес кто-то. «Я бы ни за какие коврижки не согласился бы на нее залезть».

Старая проститутка ухватила несколько слов из немецкой речи. «Allons-y, les gars! Keine Zeit — los, los, nix Maschine kaputt!»[60]

Когда она говорила, пальцы ее левой руки ползали вверх и вниз по ее правому предплечью как толстые личинки. Она тяжело дышала, быстро делала глоток пива и вытирала уголки рта пухлым пальцем — деликатно, чтобы не повредить макияж. Над ее троном висел плакат с изображенным на нем безвкусным петушком и надписью: «Quand ce cog chantera, crédit on donnera».

Каждому клиенту она пыталась продать что-нибудь из своих коллекций порнографических фотографий. Кто-то уперся: «Отстань, тетушка. Кому нужна демонстрация прелестей? Я чертовски близок к ним сейчас вживую».

Через пятнистую стенку доносился скрип кроватных пружин.

Раздался пронзительный голос: «Хорошо, дорогой, оставь свои денежки там».

Она говорит по-немецки, подумал я.

«Не выгляди таким идиотом! Fais vite. Да, я из Эльзаса — бьюсь об заклад, ты удивлен, а? Давай, поглядим на твои денежки — ты думаешь, я хочу их прикарманить? Здесь платят наличными и вперед, дорогой. В чем дело, ты боишься, что тебя не обслужат за твои деньги как надо? Неважно, гораздо хуже шарить по карманам после этого. Это правильно — и еще немножко сверху для Лили. У тебя нет еще пятидесяти? Положи их здесь и я покажу тебе парочку хороших картинок». И со стороны следующей двери: «Давай, дорогой, давай. Честное слово, ты совсем мальчуган! Что это, прогулка детского сада? Я никогда не видела столько много молодых подающих надежды. Нет, штаны не снимай и делай свое дело быстренько».

У подножия кровати скомканный кусок линолеума для защиты от ботинок. Снимать их считалось здесь пустой тратой времени.

«Вот ты и кончил. Это было энергично. Умный мальчик, теперь тебе легче будет».

Я услышал, как она мочится в ночной горшок за ширмой. Совершенно беззастенчиво.

Бледные бедра, влажный треугольник волос, болезненное напудренное лицо, желтые зубы, некоторые из них черные и больные, дыхание, наполненное парами коньяка, губы, как багровая рана. Бледная и напоминающая кишки кучка использованных презервативов угнездилась в мусорной корзине рядом с биде.

Перебранка в коридоре снаружи. «Деньги назад… слишком много пива выпил… не смог кончить…»

Внизу кто-то спорил со старшиной лазарета.

«Если ты хочешь назад свою расчетную книжку, то тебе надо проспринцеваться».

«Но послушай, Бога ради, я же не делал этого без презерватива».

«Заткнись. Все спринцуются».

«Что тебе в этом — ты что, за это получаешь бесплатную девку?»

«Придержи язык, матрос!»

«Ну что за хреновина!»

Что за профессия, спринцевать целый день желтую слизь в пенисы других мужиков.

«Ну вот и все. Вот твоя расчетная книжка. Резинка и спринцевание дадут полную гарантию — это все равно как носить и ремень, и подтяжки. ВМФ нужна полная безопасность, разве ты не знал?»

***

Давление в моем мочевом пузыре стало попросту агонизирующим. Мне пришло в голову, что боцман поставил несколько ведер в центральном посту, а рядом жестянку с хлоркой. Я скатился со своей койки и с напряжением пронырнул сквозь переборку.

Свет теперь был ярче. Я мог различать больше деталей. Кнопочное управление горизонтальными рулями все еще висело на своих проводах. Мутная вода непрерывно выливалась струей из шланга. Я удивился — откуда она течет и почему никто не перекрыл ее. В луже плавали лампочки, жестянка, два спасательных комплекта и какие-то ботинки. Под моими ногами, расплескивавшими воду, скрежетало разбитое стекло. Полумрак для моих глаз был как-то лучше.

Затем я