С рассуждениями С. Ю. Витте о личности и ее роли в политике был согласен и оппонент С. Ю. Витте в этом споре, в ту пору поклонник земского начала И. Л. Горемыкин. Расхождения начинались в другом — относительно выбора средств и способов их применения. То, что предлагал министр внутренних дел, неизбежно вело к ограничению самодержавия в пользу имущих классов, которые и были представлены в земстве. Точка зрения С. Ю. Витте такова: «…Я полагал и полагаю, что для развития личной и общественной самодеятельности формы правления и тесно связанные с ними формы управления сами по себе решающего значения не имеют»42.

Прогресс и, соответственно, наоборот — регресс личности, общества, народного хозяйства возможен при самых разных формах государства. Вопреки взглядам, весьма распространенным среди многих русских либералов и революционеров, С. Ю. Витте был убежден, что «…формы эти не заказываются и не сочиняются, а в тех случаях, когда навязываются стране, — не служат к добру для страны. Как республиканский, так и монархический режим, как правительственная администрация, так и органы самоуправления могут быть и хорошим, и плохим средством управления. Каждый из них может обеспечивать личную свободу, общественную самодеятельность, способствовать экономическому и культурному преуспеянию народа, может и обратно, давить как на отдельную личность, так и на целый народ, одинаково покровительствовать только некоторой части населения и держать народ в нищете, полной экономической зависимости и умственном невежестве. Существенна не форма, а ее внутреннее содержание, не то, какая форма, а как она осуществляется, насколько соответствует она духу и характеру народа, его политическому развитию, географическим и этнографическим условиям страны»43.

Барский анархизм славянофилов всегда был С. Ю. Витте решительно чужд. Славянофилы в лице почтеннейшего Ю. Ф. Самарина, иронизирует он, не склонны помнить, что «…и дворяне, и бюрократы в России — лишь наиболее культурные слои все того же русского общества… Каждое прогрессивное движение в обществе отражается прогрессом в бюрократии; застой в нем — реакцией в ней. Не следует забывать, что и крестьянская, и судебная реформы проведены были бюрократией, что все выдающиеся деятели великих реформ были чиновники. Нельзя же серьезно думать, что администрация представляет в народе какую-то чуждую и враждебную ему силу, которая обрушивается на него бедами, если и у него нет достаточно средств и умения противостоять ей»44.

Россия представляет собой все еще государство военное, рассуждал С. Ю. Витте, отчего целостность ее может поддерживаться только сильной централизованной государственной властью. «…Самодержавие и тесно связанная с ним административная централизация составляет в настоящее время основу нашего государственного строя и залог единства России, и поэтому отказаться от этого, созданного нашей историей, административного строя и решительно вступить на путь развития начал, ему противоположных, т. е. начал самоуправления, нельзя, не испытав, по крайней мере, всех средств к исправлению недостатков существующей административной системы»45.

Никем не было покуда доказано, продолжал С. Ю. Витте, что правительственная администрация вела и ведет свои дела хуже, чем самоуправляющееся земство. К тому же земство само вступило на путь бюрократизации, расширяя наемный персонал врачей, учителей, статистиков. «Прежде всего необходимо заметить, что и в настоящее время, при всех своих несовершенствах, правительственная администрация во многих отношениях допускает сравнение с органами самоуправления»46. Но что же в таком случае делать? Не надо мудрить — пусть земство развивается свободно, без административного на него давления, и сама жизнь решит, годится оно или нет в качестве формы народного самоуправления для России.

Другой «непреложный закон государственной жизни» гласил: «Несчастные войны быстро ускоряют в государстве расширение объема самоуправления, т. е. власти большинства и даже толпы». Если бы не несчастная Русско-японская война, то переход от неограниченного самодержавия к «конституции» 17 октября составил бы десятки лет. Поэтому, чтобы уцелеть, монархии Николая II ни в коем случае не следует позволить втянуть себя в вооруженный конфликт. В этом с ним был согласен и П. Н. Дурново, предупреждавший царя о летальных для русской монархической государственности последствиях грядущей войны при любом ее исходе.

С. Ю. Витте отрицательно отнесся к конвенции, заключенной 31 августа 1907 года между Россией и Англией по вопросам урегулирования отношений в Персии, Афганистане и Тибете. «Эта конвенция знаменовала крутой поворот наш от политики сближения или, иначе сказать, флирта с Германией к сближению и флирту с Англией, а так как дамы, как Англия и Германия, являются особами довольно ревнивыми и снабжены умственными способностями, не менее развитыми, нежели у нас, то и мы попали в двойственное положение и покуда отделываемся от этого двойственного положения тем, что Германию уверяем, что мы, конечно, более всего любим Германию, а с Англией флиртуем более для виду, и Англии, когда нужно, говорим обратное»47.

Договор этот С. Ю. Витте расценивал как более выгодный Англии, нежели России; последняя, по его соображениям, несмотря на «неосторожную» войну с Японией и кошмарную революцию, все же продолжает быть великой державой и в силу своего такого статуса не должна была связывать себя обязательствами, которые лишают ее свободы рук.

M. M. Ковалевский, один из самых умных людей своего времени, хорошо сказал про С. Ю. Витте: считать его либералом было бы большим заблуждением; «…он был консерватором в лучшем значении этого слова»48.

***

По иронии судьбы получилось так, что он, разрушивший своими решительными действиями договор между Россией и Германией, подписанный обоими монархами в Бьорке в июле 1905 года, политик, носившийся с идеей европейского союза великих держав, в общественном мнении и правящих сферах заслужил репутацию чуть ли не германофила.

События в Сараево застали С. Ю. Витте за границей. 8 августа 1914 года он прибыл в Рим и остановился в отеле «Эксельсиор». В тот же день в сопровождении российского посла гофмейстера Крупенского он посетил министра иностранных дел Итальянского королевства маркиза Сан-Джулиано, который на следующий день отдал графу ответный визит. На протяжении нескольких дней С. Ю. Витте, когда один, когда в сопровождении посла, осматривал многочисленные достопримечательности Вечного города. 13 августа он выехал в порт Брййдизи для посадки на пароход. На вокзале его, отставного политика, провожал русский посол вместе с другими должностными лицами, русскими и итальянскими49.

В конце августа 1914 года С. Ю. Витте один (жена оставалась во Франции на семейной вилле в курортном городе Биарриц) морем вернулся домой, посетив в последний раз Одессу — город своей навсегда ушедшей юности.

Еще за границей, примерно в августе месяце, за С. Ю. Витте ввиду его «германофильских настроений» было установлено секретное наблюдение полиции, которое продолжалось до самой его смерти.

В доме графа никого из слуг не удалось подкупить — С. Ю. Витте умел прочно завоевывать симпатии простых людей, — поэтому наблюдение оставалось чисто внешним. Два тома филерских донесений из архива Департамента полиции недавно опубликованы доктором исторических наук 3. И. Перегудовой.