Казалось, это был совершенно иной мир, нежели остальной город. Темное и сокрытое царство, которое может существовать только в сумерках.

Она поднялась на нетвердых ногах и направилась к переулку.

– Что ты творишь? – крикнул кто-то.

Крадунья развернулась и увидела, что в дверях приюта стоит Коряга.

– Ты должна идти в бункер! – крикнула женщина. – Маленькая идиотка…

Она решительно шагнула вперед и, схватив Крадунью за руку, потащила внутрь приюта.

– Не думай, что только потому, что ты здесь, я позабочусь о тебе. В «Свете Таши» нет места для таких, как ты, и не надо притворяться, будто заболела или устала. Все всегда притворяются, чтобы получить то, что у нас есть.

Невзирая на сказанное, она завела Крадунью в приют, захлопнула большую деревянную дверь и заперла на засов.

– Радуйся, что я выглянула посмотреть, кто кричит. – Она изучила девочку и тяжело вздохнула. – Видать, еды попросишь.

– У меня осталась еще одна возможность поесть, – напомнила Крадунья.

– Я уже подумываю отдать твою еду другим детям, – сказала Коряга. – Вот честное слово, после этакой выходки. Стоять снаружи и кричать? Ты должна была пойти в один из бункеров. Если думаешь, будто, изображая несчастье, заслужишь мою жалость, ты глубоко заблуждаешься.

Она ушла, бормоча что-то себе под нос. Комната здесь, за дверями, была большой и открытой, и дети сидели повсюду на циновках. Их освещала единственная рубиновая сфера. Сироты казались испуганными, некоторые держались друг за друга. Один мальчик зажал уши и заскулил, когда снаружи грянул гром.

Крадунья опустилась на циновку. Происходящее казалось нереальным, а сама она – неуместной. Она бежала всю дорогу сюда, лучась силой, готовая встретиться с монстрами, которые летали в небе. Но здесь… здесь она всего лишь еще одна сиротка-беспризорница.

Она закрыла глаза и прислушалась.

– Мне страшно. Буря будет долгой?

– Почему все должны были войти внутрь?

– Я скучаю по маме.

– А что со старичками в переулке? С ними все будет в порядке?

Крадунья чувствовала ту же неуверенность, от которой внутри все гудело. Она уже бывала в таком положении. После смерти матери она оказалась в подобном месте. И это повторилось десятки раз, в городах по всей земле. В местах, предназначенных для забытых детей.

Она поклялась помнить таких людей, как они. У нее не было подобного намерения. Просто все так сложилось. В ее жизни все и всегда получалось само собой.

– Мне нужен контроль, – прошептала она.

– Госпожа? – спросил Виндль.

– Сегодня утром, – ответила она, – ты сказал, что не веришь, будто я приехала сюда по названным мною причинам. Ты спросил, чего я хочу.

– Я помню.

– Мне нужен контроль, – сказала она, открывая глаза. – Не как королевская власть или что-то в этом духе. Я лишь хочу быть в состоянии контролировать происходящее, хоть немного. Мою собственную жизнь. Я не хочу, чтобы меня толкали туда-сюда какие-то люди, судьба или что-то еще. Я просто… Я хочу выбирать сама.

– Я мало что знаю о том, как устроен ваш мир, госпожа, – сказал он, витками прорастая вдоль стены, а затем формируя лицо, которое повисло рядом с ней. – Но это вполне разумное желание.

– Послушай, что говорят эти дети. Ты слышишь их?

– Они боятся бури.

– И внезапного призыва спрятаться. И одиночества. Такие неуверенные…

Она услышала, как в соседней комнате Коряга тихо разговаривала с помощником постарше: «Даже не знаю. Сегодня не самый подходящий день для Великой бури. Я выставлю сферы наружу, на всякий случай. Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь объяснил нам, что происходит».

– Я не понимаю, госпожа, – сказал Виндль. – Что я должен получить от этого наблюдения?

– Тише, Приносящий пустоту, – сказала она, все еще прислушиваясь. Затем застыла и округлила глаза. Встала и пересекла комнату, хмуря брови.

Мальчик со шрамом на лице разговаривал с другим мальчиком. Он посмотрел на Крадунью.

– Привет, – сказал он. – Я тебя знаю. Ты же видела мою маму, верно? Она сказала, когда вернется?

Как же его зовут?..

– Мик?

– Да, – сказал он. – Послушай, мне здесь не место, верно? Я не очень хорошо помню последние несколько недель, но… Я хочу сказать, я же не сирота. У меня все еще есть мама.

Это был он, мальчик, которого оставили у дверей «Света Таши» прошлой ночью.

«У тебя тогда слюни текли, – подумала Крадунья. – И даже в полдень ты говорил как идиот. Бури. Что я с тобой сделала?» Она не могла исцелять людей с проблемами в голове, или так ей казалось. Почему с ним вышло иначе? Может быть, потому, что его ранили в голову, а он не родился таким?

Она не помнила, как исцелила его. Вот буря… она сказала, что хочет контроля, но даже не знала, как использовать свои способности. И ее бег сюда это доказывал.

Коряга вернулась с большой тарелкой и начала раздавать детям блинчики. Дойдя до Крадуньи, протянула ей два.

– На этом все! – сказала она, грозя пальцем.

– Спасибо, – пробормотала Крадунья, когда Коряга двинулась дальше.

Блинчики были холодными, и, к сожалению, она уже пробовала такие – те, что со сладкой начинкой. Ее любимые. Может быть, Коряга не так уж плоха.

«Она воровка и негодяйка, – напомнила себе Крадунья, пока ела, восстанавливая круть. – Она отмывает сферы и использует сиротский приют в качестве прикрытия». Но может быть, даже воры и негодяи могли по ходу дела приносить пользу.

– Я так запутался, – сказал Виндль. – Госпожа, о чем вы думаете?

Она посмотрела на толстую дверь, ведущую наружу. Старик наверняка уже умер. Никому не будет до этого дела; скорее всего, никто и не заметит. Подумаешь, какой-то старик, найденный мертвым в переулке после бури.

Но Крадунья… Крадунья будет помнить его.

– Вперед, – сказала она и шагнула к двери.

Когда Коряга повернулась спиной, чтобы отчитать ребенка, Крадунья подняла засов и выскользнула наружу.

18

Голодное небо грохотало над головой, темное и злое. Крадунья знала это чувство: когда ты слишком давно не ел и отчаянно ищешь что-то съедобное, сколько бы ни пришлось заплатить.

Стихия еще не нагрянула в полную силу, но, судя по далеким молниям, у этой новой бури не было буревой стены. Ее наступление было не внезапным, величественным событием, а ползучим продвижением. Она была грозной громадиной, словно бандит в переулке, с ножом наготове поджидающий беспечную добычу.

Крадунья подошла к выходу из переулка рядом с приютом, затем начала пробираться дальше, между лачугами, которые выглядели слишком хлипкими, чтобы пережить Великую бурю. Пусть город и построили так, чтобы свести к минимуму ущерб от ветра, здесь скопилось слишком много мусора. Особенно сильный чих мог оставить без крова половину людей в переулке.

Они тоже это поняли, так как почти все здешние обитатели ушли в бункеры. Она время от времени замечала подозрительные взгляды из-за тряпок, которыми были занавешены окна, и спрены взволнованного ожидания вырастали из пола рядом с ними, похожие на красные вымпелы. Эти люди были слишком упрямы или, возможно, слишком безумны, чтобы