Свиндил кивнул, отпуская ее, и Мирава вышла во двор. Уже совсем стемнело, но посреди двора горел костер. Отроки, обгнав ее, направились к воротам, на ходу обсуждая возможное появление люторичей. А Мираву отвели в Братилину избу, где сидели женщины.

Вербина и Годома уже были здесь.

– Ох, что мы видели… – зашептала Вербина, когда Мирава, едва помня себя от усталости, без сил опустилась на кучу соломы в углу.

– Нас покойника обмывать водили, – зашептала с другой стороны Годома. – У них убитых-то десятка два, а мыли мы одного. Ох и красавец!

Мирава в удивлении глянула на нее – трудно было поверить, что покойник, да еще рус, окажется «красавцем»! Мельком вспомнилась та сказка про жениха-мертвеца – тоже красавец был…

– Молодой еще, здоровенный, как бортевая сосна, телом хорош, будто сам Ярила. На личике только три рубца красных, а так бы прямо Перун молодой!

– Это их тот боярин, – пояснила Вербина. – Их было два брата, старшего Хастен в первый же вечер застрелил – у него стрела так в боку и сидит, древко отломали, а наконечник не вынуть. Младший вон остался. Велели нам его обмыть и одеть, кафтан багдадский не пожалели. Завтра будут на краду класть, сказали.

– Ну, а ты где была? – полюбопытствовала Годома.

Мирава только покачала головой, не отвечая. Этот длинный день так ее измучил, что она не понимала, кто она и где. Живая женщина среди других женщин в разоренном городе или только старая верба на краю болота, готовая рухнуть под грузом чужих скорбей и проклятий?

Глава 9

Спала Мирава крепко, но проснулась как обычно рано. Сразу вспомнила, где находится и что вчера было. Быстро встала, постучала в дверь, чтобы выпустили, и пошла в Братилину избу проведать Ольрада. Все утро она занималась ранеными, а потом к ней пришел тот рыжебородый с темно-русыми волосами и черными бровями. Сейчас Мирава начала понемногу различать русов – поначалу почти все казались на одно лицо, – этого звали Яльвор или Тальвор, как-то так.

– У тебя есть такие зелья, чтобы человек не спал, но был как во сне? – спросил он. Его выговор выдавал уроженца заморья, достаточно долго прожившего среди славян, чтобы овладеть их языком. – Ведь есть такие зелья, чтобы видеть умерших?

– Есть такие зелья, – подумав, Мирава кивнула. – Но у меня нет, я не варю таких. Мне на тот свет ходить незачем, я не кудесница.

– Придумай, где найти. Это нужно скоро, сегодня к полудню. Приказал Свенельд хёвдинг.

– Для чего это нужно? – окликнула его озадаченная Мирава, когда он уже хотел уйти. – Я должна знать, чтобы верное средство выбрать.

– Чтобы человек мог увидеть своих умерших родичей.

Мирава опешила. На ум ей пришла Светлава, а потом та белая женщина за спиной у боярина Свиндила.

– Постой! – На этот раз она догнала Тальвора уже у самой двери. – Кто была та белая женщина, что я видела? Она – богиня варяжская? Или из дедов того… Свиндила, набольшего вашего?

Тальвор немного подумал.

– И то, и другое тоже. Это хамингья. Она меньше богини, но больше… деда, если жена может быть дедом, – он слегка улыбнулся.

– Она их Доля родовая, – Былемир точнее подобрал слова. – Оберегает…

Он горько вздохнул. Сейчас Мирава ясно видела в глазах обоих русов ту же тоску, которой были полны глаза Свиндила. Они все как будто потеряли что-то важное, но не знали, где сыскать.

– Было их два брата. Годред – старший, Свен – младший. То есть средний. Но в поход пошли они двое. И Годо… убили, – Былемиру с трудом далось это слово. – Этот ваш… – его ноздри дрогнули от злости. – Костен.

– Хастейн, – поправил его Тальвор. – У меня в Свеаланде был дядька, тоже Хастейн.

– Да чтоб ему! – отмахнулся Былим. – Его когда в полон взяли, хотели Одину отдать, чтобы победу дал взамен. Улав смолянский отговорил. Пленник был его, ему и решать. Вот и вышло… Он убил Годо! – с тихой, но неукротимой яростью добавил Былим. – А висел бы на дубу – не стрелял бы больше!

– Годред был лучшим воином… во всей стране, – сказал Тальвор. – О́дин выбрал его, понимаешь? Предпочел его. Он ведь куда лучший гость, чем Хастен.

– Один ваш сам взял лучшее, когда ему не отдали… тот кусок… – буркнул Былемир, не решаясь бранить то, что все-таки предназначено в дар богу. – Подлеца того.

– Подлец от нас не ушел. Халльтор с дренгами теперь поделят гривну в две марки весом. А та женщина, хамингья, – Тальвор вспомнил, с чего начался разговор, и посмотрел на Мираву, – она ранее оберегала обоих братьев, но теперь, когда Свен остался один… Она сказала, что будет по-прежнему хранить его, если он проводит брата в Валгаллу со всей честью, как положено. Со всеми дарами, каких достойна его доблесть и знатный род.

– Но я и видела ее без всякого зелья… – пробормотала Мирава, не зная, стоит ли в этом признаваться.

Тальвор внимательно осмотрел ее. Потом положил руку ей на плечо. Мирава от неожиданности вздрогнула, но это касание было лишь дружеским.

– Это не тебе назначено! – со значением сказал он. – И благодари своих богов!

Былемир опять вздохнул.

Тальвор ушел, а Мирава задумалась. Иные зелья целебные могут и другое – помогают увидеть невидимое, заглянуть на Темный Свет. Тысячелистник, чабрец. Эти у нее имелись. Но довольно ли их?

Она пошла в свою избу поискать трав и там наткнулась на Вербину: та меняла повязки раненым русам и ей требовались тысячелистник и полынь.

– Оставь мне немного, – попросила Мирава. – Русы велели сделать такое зелье, чтобы тот свет видеть. Не знаю зачем.

– Ох! – Вербина села на лавку, держа на коленях для полотняных мешочка. – Не сказали они тебе?

– Что – не сказали? – Мирава села рядом и взяла ее за руку.

– Пойдем, – Вербина взглянула на раненых, тесно набитых в избу, и потянула Мираву наружу.

Они вышли во двор. Русы грузили на сани бревна от разобранной клети, которые были свалены возле ворот, и увозили куда-то наружу. Уже половину вывезли.

– Вон. – Вербина проводила глазами воз. – Туда же небось волокут.

– Да куда?

– Экая ты… – Вербина вздохнула. – Умная, да недогадливая. Набольшего их убили. Нынче будут на краду класть. Мы, три вдовы, вчера его обмывали. Из нас одна с ним на тот свет пойдет. Смекаешь, которая? Я? Или Годома?

Мирава немного отшатнулась и прижала пальцы к губам. С ним на тот свет… не Вербина. И не Годома.

– Мы как покойника вымыли, они нам с Годомой велели Уневу