Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый привал сделали утром в селе, отписанном кубанцам. Длинноусый сотник, с шельмоватыми глазками, в линялой черкеске, замерший впереди отряда самооборонцев, оказался атаманом станицы. Строевым шагом он подошёл к походному атаману и представился.
— Как размещены? Чем занимаетесь? — козырнув, стал расспрашивать Павлов, невесёлый и чем-то озадаченный. — Перепись провели?
Сотник напрягал голос, оговаривался, чрезмерно волнуясь:
— С расселением, господин походный атаман, трудновато. Люди подъезжают. Собираются из разных мест. У меня большинство — из станицы Уманской. А строевиков — нерясно! Вынуждены мы, это самое... Добровольным порядком привлекать на службу женский пол. На заставах они дежурят исключительно с мужьями. Ничего такого там не позволяю...
К пятистенной избе в центре села, отведённой для управы, на встречу с походным атаманом пришли не только казаки, но и бабы. Офицеры группы сопровождения: Силкин, Лукьянченко, адъютант Богачёв, Шаганов, — оживлённо восприняли новшество Харченко, заулыбались.
— Ну и сколько ж из них уже забрюхатело? — пискливо пропел Доманов. — Ты, милейший, понимаешь, что творишь?
— Так точно, господин еса... войсковой старшина! — с заминкой отозвался станичный атаман, заметив, что начштаба повышен в звании. — Пробовал стариков. Неможно! Либо просыпают, либо по малой нужде бедствуют. В дозоре наблюдать надо, а не ширинку лапать... А по стрельбе бабы не хуже иных казаков, господин походный атаман! Все проходили в школах военное дело, имеют значки «Ворошиловский стрелок». Извиняйте за такое слово...
— Часто нападают на вас? — задал вопрос неулыбчивый Павлов.
— Так точно! Кажин день либо уже по-тёмному. Имею потери. Двое убито. Одного ранили, а ещё одного подростка партизаны в полон взяли. Извиняюсь! Ранетых тоже двое.
В разговор с местным атаманом вступил Лукьянченко, окружной кубанский атаман. Выяснилось, что и с провиантом в селе неладно, что нет фельдшера. Белорусы варят самогонку и спаивают казаков. На этой почве у кубанцев стычки с полицейскими. Не лучше обстояли дела с вооружением отряда самообороны. Павлов слушал, похлопывая стеком по сапогу, устало горбясь. После слов станичного атамана, что воевать нечем, он громко обратился:
— Тимофей Иванович! Штаб контролирует отряды самообороны?
— Конечно, конечно! Это атаман такой! Кто хотел — подал заявки и вооружился.
— Виноват, господин походный атаман! За карабинами и личным оружием, пистолетом, я в Новогрудок ездил четыре дня. Только на очередь поставили. Я в штаб обращался. Господин Доманов выгнал, — смутился сотник, отводя глаза.
— Свои дела решай сам! — разгневался начштаба. — Негоже попрошайкой быть! Нет оружия — у партизан забери.
Павлов пообещал помочь. Сотня, окончив у реки водопой, садилась на коней. Подвели отдохнувших лошадей к офицерам. Колонна выравнивалась. Вдоль неё метнулся вперёд головной дозор. Павлов поправил кобуру на широком ремне, оглянулся:
— Что ещё?
— Общая напасть! Денно и нощно всей станицей мучаемся. Комар заел! Стаи с болот налетают. Хуже бонбардировщиков! Все в волдырях, как обваренные. Особливо детишки. Спасу нет! Скот бесится, с насторбученными хвостами сигает. Нет ли отравы какой? Либо, мне подсказали, мазей? Непривычные мы...
По дороге, уже после полудня, к есаулу Шаганову примчался вестовой и передал просьбу «батьки». Павел пришпорил свою тёмно-серую машистую лошадь, догнал головной дозор, ища походного атамана. К удивлению, Сергей Васильевич без всякой охраны стоял под берёзой, на краю цветущего луга. Его разнузданная рыжая лошадь шла попаски, косясь на хозяина понятливым глазом. Атаман, завидев приятеля, призывно махнул рукой. И Павел Тихонович, осадив кобылицу, съехал с дороги. Спешился.
— Слышал последние новости? — встретил атаман вопросом, опираясь спиной о белый шелковистый ствол. — Англо-американцы высадились в Нормандии и расширяют плацдарм. Второй фронт всё-таки открыли. И Сталин, видимо, готовит удар на минском направлении. Подтягивает силы. Мюллера срочно вызвали в штаб группы армий.
— Да. Знаю. Затянется война, — невесело усмехнулся Павел Тихонович, отстегнув с одной стороны мундштук уздечки и отпуская подпругу. — А что Гилле? Спрашивал у него?
Тёмно-серая полукровка жадно припала к густой мураве. Сергей Васильевич кивнул на поваленный ствол в тени, прихрамывая, первым подошёл и уселся.
— Как немцам верить? Говорит, что нет причин для тревоги. Только идиот пошлёт танки на болота... Знаешь, Павел Тихонович, нагорело на сердце! И откровенно скажу, что мы здесь долго не проживём. Красные наращивают мощь. Постоянные авианалёты. Да и бойцов у них в несколько раз больше... Представляешь, чего стоило мне собрать казаков и беженцев, расселить, обеспечить провиантом. А сколько усилий затрачено на формирование полков? Только выступили на задание и — что же? Не с партизанами воевать, а с регулярной Красной армией? В случае её прорыва это вполне возможно.
— Немцы перебросят Стан на запад. Гитлер против использования добровольческих сил на советском фронте.
— Опять сниматься, опять в скитания? Куда теперь? Со мной жена и дочь. Гляжу, как они мучаются, и думаю: стоило ли с немцами кашу заваривать? Мы поднялись ради казачьей идеи! Для меня, как и для тебя, конечно, главным было возрождение Дона. Тогда немцы прочно держались на Кавказе. Всё рухнуло! Приходится попросту выживать. Носить немецкие погоны. Не то вышло, чего хотели. Теперь у меня одна забота: беречь и казаков, и беженцев.
— Можно и я скажу напрямик?
— Валяй!
— Ты как конь зашоренный! Оглянись вокруг. Кто с тобой. Первый иуда — Доманов. Тайком подгадит и — за спины других. С Радтке якшается. Поганая у твоего начштаба душонка! Они тебя, слепец, с атаманского трона спихнут, а казаков погубят!
— Не кипятись. Лучше ответь. Пойдёшь моим заместителем по боевой части?
— Хоть сейчас!
Где-то на окрайке луга, в светлолиственном ольховом подбое леса, цокнул и зашёлся трелью соловей. Ему откликнулся другой. Спустя минуту оба настороженно смолкли.
— Поздно поют. Сегодня уже семнадцатое июня, а не унимаются, — простодушно сказал Павлов и прищурился на проезжающих мимо в походной колонне. — Доманов показал себя в боях. Вывел казаков из окружения. Сообразительный. Хотя... Войсковым старшиной сделал без особого желания. Не по должности был чин.
— А я другое знаю. Твой дружок в бой казаков не водил. Сзади наблюдал, в бинокль. Разве нет ему замены?
— Пока нет. Вообще, вы, берлинцы, слишком досужие. Во все дыры лезете. Ну, пополнили офицерскими