– А завтра за доспехами приедут, – сказал М.Р. – Вроде бы. Что у тебя с наличными? У меня три.

– У меня четыре тридцать.

Джейк сел на подвернувшийся табурет.

– Заплатим за квартиру половину и неделю протянем. Как-нибудь.

– Половину нельзя, – нахмурился компаньон. – Опять скажут, что это плата за одного, а второго выкинут на улицу.

– Ну, влезу ночью в окно, – отмахнулся Джейк. – Переживем.

– День переживем, два переживем, – проговорил Дюк, – а потом будет, как в прошлый раз?

– А что было в прошлый раз? – с интересом спросила барышня.

– Да если бы только в прошлый! – меланхолически отозвался Дюк. – Так уже раз десять было. Начнется ипохондрия, неврастения и прочая мерихлюндия. От того, что каждую минуту другого жильца впустить могут!

– Не начнется, – попробовал отбиться Джейк. – Ладно, начнется. Но ненадолго.

– Конечно, ненадолго! – Дюк встал с подоконника и встал перед компаньоном, сложив руки на груди. – Потому что потом неделя кончится и выкинут уже обоих!

– У меня два бакса есть, – барышня перестала качать ногой.

– Спасибо, Джорджи, спасибо, друг, – сказал М.Р. и грустно улыбнулся. – Купи себе обед. Два бакса не спасут нашу богадельню.

В этот момент открылась дверь и вошел плотный мужчина в длинной рубахе навыпуск, картузе и с бородой, расчесанной на две стороны. Он тяжело дышал и свистел мясистым носом. Обвел комнату взглядом. Взгляд остановился на бутылке красного и двух бокалах под столиком у окна и сделался ужасен.

– Это же декорации! – возмутился Дюк.

Мужчина стал поворачиваться в его сторону, но на полпути обнаружил Д.Э. и задвигал подбородком.

– Мистер Свистунофф! – Джейк молитвенно сложил руки. – Честное слово, завтра!

– В грех, в грех меня вогнали! – простонал мистер Свистунофф с адским акцентом. – Теперь в гроб хотите вогнать! Деньга из казны общинной! На прибыль, старый дурак, надеялся! Думал, возьму тысчонки три на доброе дело, Господь не осудит, да и верну потом с процентами!

– Никанор Ивановитч! – старательно выговорил Д.Э. – Афиши!

– A, izydi, paskudnik! – выругался тот, грозя толстым, как сарделька, пальцем. – Сказал – никаких!

– Ну, Никанор Айв… тьфу ты!.. мистер Свистунофф! Ну мы же заработать не можем, если о нас не знает никто!

– Чтобы о нечистых делишках да промеж собой не прознали? – возопил человек с трудным именем и затряс бородой. – Не верю!

После этого он прибавил какое-то длинное, не особенно мелодичное и крайне сложное для повторения выражение, в котором встречалось „matj“. Несколько раз он замахивался на Ланса Э. Лауда, отчего тот подавался назад и делал шаг в сторону, прикидывая про себя, что где-то тут должен стоять табурет, о который нежелательно спотыкаться, но который удобно подставить под ноги кому-нибудь еще. Руки мистера Свистунофф и ноги Д.Э. Саммерса были примерно одной толщины.

Барышня на подоконнике осторожно отодвинулась таким образом, чтобы оказаться за спиной М.Р. Маллоу.

– Нет, нет, – успокоительным тоном сказал тот, адресуясь к Свистунофф. – Никто не собирается вас обманывать. Дайте нам времени до завтра, мы вернем половину.

Свистунофф опять высказался патетически.

– Вторую – через месяц! – пообещал Джейк. – Вы поймите, это большая сумма, мы не можем достать сразу все, как бы ни хотели! Две части, мистер Свистунофф! Две? Да?

– Половина, – добавил Дюк, – и вторая половина!

Никанор Ивановитч ругался долго, воздевая руки потолку, утыкая их в мощные бока, тряся бородой и спрашивая что-то на своем непонятном языке. Однако, в ответе, судя по всему, не нуждался. Потом опять обозрел обстановку, нагнулся, кряхтя и держась за спину, под стол с барах… с декорациями, вытащил оттуда расписную супницу и с ней ушел.

– Завтра! – грозно сказал он, уже почти закрыв за собой дверь, и убедительно погрозил горшком. – Завтра я получу все деньги!

Дверь за ним захлопнулась с громким стуком. Д.Э. нашел табурет и брякнулся на него.

М.Р. продолжил качать ногой.

Вот как все это случилось.

Никанор Ивановитч Свистунофф был, кажется, русский, но сам себя называл молоканином. Д.Э., как услышал про молокан, аж закашлялся. Потом уже, когда дело было в шляпе, и компаньоны вышли из дома Свистунова на улицу, Дюк спросил:

– А что?

Джейк, которого, едва хлопнула за спиной дверь, скрючило пополам, только рукой махал.

– Ничего! – стонал он и опять начинал хохотать. – Ничего!

– Хорошенькое «ничего»! – обиделся М.Р. – Рассказывай быстро, я тоже посмеяться хочу!

– А то, – выговорил Д.Э., икая, хлюпая и вытирая выступившие слезы, – молокане! Это почти как мой папенька, только другое немного! А-ай! О-ой, сил нет!

С ним еще долго такое продолжалось, но М.Р. узнал: молокане – это вроде баптистов, и вроде бы из них много народу как раз в баптисты, когда они из России по разным странам подались, и перешло, и как будто молоканами называются от того, что в пост moloko пьют, а молоко, говорят, духовное, им Господь питаться завещал, икон не признают, человека образом Божьим считают – в общем, повезло, аж сил нет.

– Ты хоть понимаешь, что мы сделали? – плакал от такого веселья Джейк. – Мы уговорили святошу дать нам денег на фабрику неприличных фильмов!

Р.Т. Козебродски очень хотел разных фильмов, но отчего-то неприличные сценарии получались у него лучше всего. Потом он увлекся и забыл о своих философских размышлениях.

Дело, которым занимались двое джентльменов, было законным, было интересным и при этом отнимало много сил.

Первая же встреча со Свистуновым произошла вот как.

Пока жена Свистунова подпирала дверь мебелью, чтобы не допустить убийства, двое джентльменов сообщили ему про то, что их надули с помещением – взяли деньги за аренду, дали расписку и адрес. И что адрес оказался его. И что человек, которого сейчас снимали с карниза, сошел от горя с ума, и от этого голый за окно полез: с жизнью счеты сводить. Потому, что съемки были его единственной надеждой заработать на кусок хлеба жене и детям. Ну, и потом уже объяснили, что такое кинематограф, и что картина сатирическая, бичует пороки, в частности, сладострастие.

– Везучий парень попался, – хмыкнул М.Р. – Нас встретил. Вот я бы на его месте, наверное, сто лет за окном торчал, в чем мама родила. Пока бы ты не додумался, что меня что-то нету. Ну, или уж фараон увидел бы.

– Ерунда! – отмахнулся Джейк. – Если бы ты так застрял, то проторчал бы ровно столько, сколько нужно, чтобы муж в уборную пошел.

– А потом через всю квартиру на цыпочках? С риском нарваться?

М.Р. был настроен практически.