— Кстати, о птичках и братьях, — говорю, — где Малыш? Где этот гусь?

С минуту никто не отвечает. Что-то странное. Потом Джо Бен говорит:

— Ли, наверно, сейчас подтянется. Я ему покричал давеча, когда мимо комнаты его проходил.

— Он тогда еще не встал? — спрашиваю.

— Ну… он одевался, — отвечает Джо Бен.

— Что-то разболтался он, — говорю. — С каждым утром все трудней его растормошить.

— Он сказал, — говорит Вив, — что неважно чувствует себя с утра…

— Вот как? Мы с Джо вчера до полуночи фундамент молотками обхаживали, а неважное самочувствие — у Ли! Это что-то…

Все молчат, Джо Бен садится за стол, Вив притаскивает кастрюлю. Берет лопатку, вылавливает сосиски, кладет мне на тарелку. Жую. На кухне жарко, окна запотели наглухо. Джо Бен включает радио. Как мило было б просто посидеть тут да почитать газетку… приятственно.

Ли заходит на кухню, как раз когда я уже расправился со своей тарелкой.

— Двинули, Малой, — говорю я. Он говорит «ладно», и я иду обуваться. Творится что-то странное, но я пока не знаю, что. Или — случится что-то странное, и никто не знает наверняка, что…)

— Верняк! — сказал Джоби, клацнув пару раз своим стареньким «Джей-Си Хиггинзом» двенадцатого калибра. — Знаешь, почем я знаю, что это мой день? Потому что сегодня я бросил пить кофе. Давно собирался; брат Уокер говорит, что это грех. Поэтому, чес-слово, бросил, и жду своего гуся за это.

Что ж, на сей раз Джоби был близок к истине: в этот день уж все располагало к гусиной охоте. Все как надо, это он верно сказал. Я вышел, чтоб завести моторку, пока Ли питался, и понял, почему так ясно. Дождь и холод вышибли хмарь с неба. И теперь она слоилась над рекой, пеленой, густой, как снег, фута четыре в толщину. Я даже лодки не видел; пришлось на ощупь заводить. Ли с Джо вышли, и мы отправились на моторке, что на подлодке, только вместо перископов — головы. Джо все молол про то, какой ему теперь фарт попрет, и не только с гусем; по его убеждению, гусь уже в тарелке, вопрос решенный, а впереди его ждет новая громкая слава.

— Будет нам небо в алмазах, — говорил он. — О да. И не надо будет больше таскаться на этой посудине. Ты как думаешь, Хэнк? Еще день или около на Свернишейке, подчистим — и срываемся, и прощай долгие концы по реке во мраке и в мороз, просекаете, ребята? Еще день или около — и чего там на пеньки-то глазеть? Пара дней — и мы прямой наводкой двинем в парк стричь эти большие старые простые палочки, что грибы собирать. Туризм, а не работа!

Я сказал ему:

— Вот повтори свои слова, когда там часиков десять погорбатишься, покочевряжишься, грибник! Работать в парке, со всеми этими чертовыми запретами, какими они там нас обложили, — это как на сто лет назад провалиться.

— О да, но, — сказал он, закрыв глаза и подняв палец, — но, по крайней мере, с лебедкой возиться больше не придется. А уже одно это — греет. Не согласен?

— Я согласен лишь с тем, что меня ничто не согреет, покуда не попробую. А ты что скажешь, Малой?

Ли повернулся, улыбнулся этакой хрупенькой улыбочкой и сказал:

— Если единственное преимущество заключается в отсутствии современной техники… трудно признать перспективу безоговорочно блестящей…

— Современной? — вскинулся Джо. — Тебе-то, Ли, не приходилось управляться с этим чудищем, которое ты величаешь «современной техникой». Да этот выродок уже одряхлел и обветшал, когда Генри мальчонкой был! Не хочешь ты увидеть светлую сторону. Помнишь: «Я был бос и сетовал, покуда не увидал паралитика».

Ли покачал головой:

— Джо, если я бос и увидал шизофреника — это не решит мои проблемы с обувью…

— Нет. Все так. Это не решит твои проблемы… — Он задумался на секундочку и снова просветлел: — Но, согласись, вид шизофреника может тебя немножко развлечь и отвлечь!

Ли засмеялся, сдавшись:

— Джо, ты просто ортодокс позитива…

Джо сказал «спасибо на добром слове» и так радостно надул щеки от такой похвалы, что до самой лесопилки не проронил ни звука.

У лесопилки туман стелился так же плотно, как и вокруг дома. Но теперь посветлело, видимость улучшилась, и эта мгла сделалась еще больше похожа на снег. Я направил лодку туда, где подразумевался причал, надеясь, что едва ли он решил смыться под покровом тумана. Энди стоял там, одинокий и на вид усталый. Он по доброй воле взялся сторожить лесопилку каждую ночь, когда Ивенрайт попытался распустить плоты. Я выдал ему спальник, фонарик и старый «слонобой» восьмого калибра, который Генри заказал в Мексике еще в те времена, когда все калибры крупнее десятого были вне закона[78]. Охрененная пушка, патрон — с пивную банку, а при стрельбе лучше пропустить приклад под мышкой и упереть в дерево или стену, чтоб отдачей плечо не вышибло. Я объяснил Энди, почему дал ему эту гаубицу вместо винтаря 30:30 или чего подобного, попроще. Я вовсе не хочу, чтоб он кого-то замочил, защищая территорию, — но пусть просто пальнет в воздух из этого монстра для острастки, и подмога ужо прибежит аж из самого Пентагона.

Энди поймал швартов, брошенный Джо, и подтянул нас к причалу. Поначалу я думал, что он такой снулый, потому как ночью поспать не задалось, но глянул и понял, что фишка в другом. Он был один.

— Эй, — сказал я, привстав в лодке. — Чё за дела? Где Орланд с двумя пацанами? В конторе жопу греет, от мокреди подальше? А тебя послал лодку встречать?

— Нет, — ответил он.

— А где тогда? Решили с Джоном на грузовике укатить?

— Орланд и остальные сегодня на работу не выйдут, — сказал он. Стоял, держал эту веревку, что тянулась к лодке сквозь туман, этакий большой и наивный ребенок, вертящий в руках что-то непонятное. — Только я и вышел. И…

— И?.. — я ждал продолжения.

— Орланд звонил и сказал, что у него и его ребят этот китайский грипп. Говорит, многие в городе его подцепили. И Флойд Ивенрайт, и Хови Эванс, и…

— Да насрать мне на Флойда Ивенрайта и Хови Эванса, — сказал я ему. — Что с нашей командой? Что с Лу Маленьким? Он звонил? А Большой Лу? Да хрен бы с ними, с Орландовыми пацанами; чего молчишь-то: горем сразило? А где Джон? У него, я так полагаю, бухарский грипп — так скрючило, что уж и баранку крутить не может?

— Не знаю, — сказал Энди. — Они звонили, я подходил и запоминал. Орланд сказал…

— Что с Бобом? Вросшие ногти? За ночь…

— Я не знаю, где он. Я сказал, нам надо срубить еще много бревен, чтобы выполнить контракт, но Орланд сказал, что нельзя ждать от больных людей…