Потенциальные джентльмены также молчали, спокойно закурили по «Мальборо» из непонятно откуда взявшейся пачки, а потом заказали официанту по пиву. Мне они совсем ничего не предложили выпить, даже о желании взять из пачки сигаретку не спросили. Я еще к такому обращению со стороны мужчин не привыкла, и потому их манеры весьма неприятно меня удивили. Наверное, следует хорошенько надуться на этих ослов! Вот угораздило же меня здесь очутиться, теперь и не подумаю с ними вообще разговаривать!

– Так и не желаете сойти в преисподнюю? Всю ночь напролет просидите в верхнем зале? – в конце концов нарушил напряженное молчание длинноволосый, что сидел от меня слева. Вопросы он задавал на английском языке.

– Интересно, что вы именуете нижний этаж преисподней? Вы вправду имеете в виду, что там внизу царство смерти? – с неуклюжим как бы смешком откликнулась я. Эх, надо было чуточку раньше извиниться, придумать причину и улизнуть отсюда по-хорошему! Чего, спрашивается, я тут дожидалась? А теперь этот детина секьюрити куда-то пропал из бара, наверное, пошел в подземелье развлечься, а без его ключа мне ни за что не открыть входную дверь на волю.

Весь нынешний вечер, еще до появления этих «черных халатов», смутное и тревожное беспокойство неприятно меня терзало. Что-то здесь явно настораживало и было не по мне, но в то же время будило опасливое, робкое любопытство, потому как прямой угрозы своему здоровью и жизни я совсем не чувствовала. Вот и выдался шанс прояснить, что же именно тут происходит? Я решила как можно кокетливее и поощрительнее улыбнуться своему собеседнику, чтобы тем самым вызвать его на возможно большую откровенность. Кажется, у меня это получилось!

– Слушайте, я не стану кружить вокруг да около. Там, где вблизи есть женщины – существа опасные, коварные, вкрадчивые и капризные, увертливые всегда и во всем, там всегда и ад, и смерть!

Сразу видно, что с застарелой горечью и тщательно сдерживаемым гневом высказался длинноволосый. Однако некая манерность его речи меня здорово успокоила, я догадалась, что в Норвегии он тоже иностранец, скорее всего итальянец или испанец.

– Ой, да вы высказываетесь, как закоренелый женоненавистник! Почему так?

– О нет, нет, дорогая! Не пугайтесь слишком сильно, я совсем наоборот – очень большой любитель женщин. Я же настоящий грек. Я родился на легендарной и священной земле Эллады, а здесь, в ледяной этой Норвегии, в этом всегда полупустом Осло просто работаю гитаристом в ресторане, потому что платят здесь лучше, чем в Греции. Да ведь и вы, судя по акценту, тоже не норвежка. Австриячка, финка или нет, скорее, полька, угадал? Так как мы оба чужестранцы, то нам наверняка будет легче договориться.

– Как я поняла, вам, Александрос, не нравится в Норвегии?

– Совсем не нравится. А чему тут нравиться, что тут хорошего? Эти холодные, замкнутые и неулыбчивые норвежцы? Вот чуть-чуть подзаработаю деньжат, вернусь в родную Элладу, сразу же куплю дом у самого моря, женюсь на глупенькой молоденькой девственнице, воспитанной строгими религиозными родителями, и заведу четверых детей и двух больших псов. Жена моя будет меня почитать наравне с Богом, каждое мое желание ловить на лету, а указание воспринимать пуще Божьей заповеди. И пусть никогда и ни в чем мне не перечит, хоть будь я трижды не прав. Рассуждать о решениях мужа – совсем не женское дело, именно подобные рассуждения превращают женщин в сущих мучениц и разрушают семьи. Вон стоит только посмотреть, до чего дошли продвинутые скандинавские феминистки, а разве они счастливы? До сорока лет все они тут веселятся и ликуют, ездят по разным странам в секс-туры, пока тысячу мужчин всех национальностей не попробуют. Потом вдруг местные дамочки вспоминают, что забыли родить ребенка, и вот тут-то начинают преследовать потенциальных отцов, как охотничьи гончие лесных зайчишек. Так что кто может уверенно определить, чего женщинам хочется больше всего, если они сами того не знают?!

Грек метнул на меня острый, слегка насмешливый, цинично призывный взгляд из-под опущенных ресниц и медленно-медленно провел языком по своему бокалу с пивом. Поскольку я продолжала сидеть «столбом», он наклонился поближе, прошептал мне на ухо, видимо, какую-то остроумную по его мнению или эротическую сальность и это самое ушко слегка прикусил, а чуть позже облизал мою ушную раковину. К сожалению или к счастью, из всех составляющих остроту слов я четко поняла лишь одно: блондинка. А работа, произведенная его языком в моем ухе, произвела не совсем то впечатление, на которое этот пылкий грек, видимо, рассчитывал.

– А вы, сами-то вы сумеете так сильно любить свою жену, чтобы, как хотите сами получать, всем сердцем угадывать ее мечты, стремления, надежды и желания? Или вы предлагаете «игру только в одни ворота»?

Мужчина с глубоким вздохом закончил игры с моим ухом и от него отцепился, правда, теперь принялся пальцами перебирать прядку моих светлых волос.

– Да что вы говорите, прелестная моя! Нет большей человеческой глупости на свете, чем любить женщину от всего сердца. В женщинах лишь их плоть бывает хороша, да и то не всегда, а остальное все насквозь порочно. Я сюда, в клуб этот, только за тем и хожу, чтобы на них и их ужимки насмотреться вдосталь и никогда в будущем бы ни от одной не потерять голову. Только тогда мужчина может считаться действительно свободным, когда умеет себя совершенно не забывать в увлечениях противоположным полом, но на свою радость пользует женскую мякоть, мягкость, заботу, хозяйственные или какие другие способности. Женщине же пристало быть просто покорной и во всем угождать мужу, этого больше, чем достаточно для ее счастья и безмятежности. Вы сочтете меня эгоистом, так и что из этого следует? О-о, вот сейчас вы, если насквозь пропитались оголтелым норвежским феминизмом, стра-а-а-шно возмущаетесь моими словами. Внутри вас, небось, все кипит, пылает и протестует не хуже, чем в адских котлах. А что, если я вам открою секрет, что девяносто пять процентов мужчин мира думают примерно так же, но вслух говорят комплименты, нравящиеся сентиментальным дурам любых национальностей. И еще второй секрет скажу: вы себе и вообразить не можете, какое количество свободолюбивых и независимых северо-европейских и американских эмансипэ каждое лето наводняют южные страны, да ту же Грецию, в надежде на общение с нормальными южными мачо, привыкшими раздевать женщин глазами, на оживленных улицах со страстными восклицаниями бросаться перед ними на колени, в общественном транспорте сразу лезть под юбки, а после ночи «пылкой» любви неизменно говорить холодное «прощай, мы больше никогда не должны с тобой видеться» обескураженным любовницам. Вот именно такое обращение западных феминисток и заводит больше всего.

«Эх, зачем только я сюда притащилась, а теперь еще вляпалась в какую-то несуразную дискуссию. Ведь с самого начала по посетителям можно было угадать, что это заведение – что-то вроде второразрядного притона», – подумала я, а вслух решила «дать последний бой» греческому мачо-шовинисту, хотя и в деликатной форме. С другой стороны, сидеть тут в пустом зале в полном одиночестве тоже не казалось блестящей перспективой, а бармен их – он же хранитель ключей – по-прежнему как сквозь землю провалился.