Нет, не может быть, чтобы ты совсем исчезла из современного, функционального и рационального мира, из нормальной людской жизни! Я интуитивно чувствую, что ты где-то существуешь: все такая же влекущая, щедрая, чуткая и вечно юная. О, как бы я хотела тебя снова увидеть!

Тут я почувствовала какую-то беспредельную усталость и начала засыпать прямо на ходу. Неужели даже простое лицезрение свального греха может так смертельно меня утомить?!

– Хочу вам также рассказать, что мы часто проводим для членов нашего клуба различные оригинальные мероприятия. Каждый июнь, например, мы организуем путешествие на яхте в Италию, Испанию или Португалию, где прежде совсем незнакомые люди в одежде Адама и Евы под блюз и рок-н-ролл проводят четырнадцать совершенно незабываемых дней. На островах наших друзей ждут преудивительнейшие сюрпризы и приключения. Я лично приглашаю вас, Вероника, в эту чудесную поездку. Абсолютно уверен, что и вы, и другие участники прогулки получат незабываемо острые ощущения. Ведь согласитесь: для современного человека после удачной карьеры и, следовательно, зарабатывания приличных денег важно только умение хорошо развлекаться, провоцировать бесконечный кураж в этой, иначе смертельно скучной, такой обыденно рутинной жизни. Все-таки надо, чтобы человеку было что вспомнить на пенсии, когда он будет безвылазно сидеть в Доме престарелых и никому до него больше не будет никакого дела. В этом-то и состоит смысл современного существования, не так ли?

Стараясь отвечать хозяину клуба как можно мягче и вежливее, чтобы получить возможность удрать отсюда без каких-либо дополнительных помех, нежным голоском я произнесла слова прощания:

– Большое спасибо за ваш показ и рассказ, Кнут. Мне было интересно посетить ваше «Адамово яблоко» и вас послушать. Через семь минут отходит ночной автобус, поэтому я должна бежать со всех ног, чтобы успеть. А обо всем вами сказанном обещаю хорошенько подумать.

– Что же, что же, – весьма разочарованно, как мне показалось, произнес главный менеджер развратного заведения. Неужели в мыслях он уже прочил меня на роль местной секс-примадонны? – Мы будем рады видеть вас снова в нашем клубе. Андреас, пойди, проводи даму.

Сейфообразный секьюрити с чрезвычайно милой, даже застенчивой улыбкой на пухлых губах довел меня до выхода из притона и по-рыцарски галантно придержал тяжеленную кованую дверь. Эх, все же, наверное, не зря дочь гестаповского главы определяла меня как неуемную любительницу экстрима, во всем таком виня русскую национальность!

Из последних сил я доковыляла до остановки, а в автобусе сразу же укачало так, что проспала нужную остановку. У меня даже мелькнула мысль, что в чашечке кофе, которым меня угостил этот сомнительный Хлыст – Кнут, было подмешано снотворное. Удивительно отчетливо помню, что именно по странности дневных впечатлений мне привиделось в неверной транспортной дреме. То была огромная холеная овчарка в белых перчатках, играющая на прозрачном стеклянном рояле и хорошо поставленным меццо-сопрано поющая романс «Соловей». Сама я изумленно дивилась невиданным собачьим талантам, стоя в непосредственной близости от выдающейся исполнительницы в концертном бархатном платье ярко-карминного цвета.

Потом пришлось лишние полчаса плестись по полузаснеженным полям, лугам и рощам до своей кровати в таком хорошем, уютном и безопасном санатории. Ладно, хорошо все то, что хорошо кончается!

– Ну, и как прошел вчерашний вечер, моя дорогая Вероника? Сумела натанцеваться?

Где-то за спиной раздался низкий и слегка глуховатый голос дочки Мюллера как раз тогда, когда я увлеченно выбирала и ставила на свой красный пластмассовый поднос премиленькие тарталеточки с фруктами на французский манер, которые входили лишь в меню субботних и воскресных дней. Я Грету сегодняшним утром еще не видела и оттого-то, вздрогнув всем телом от неожиданности, чуть было не выронила шоколадное суфле.

– Да так. Ничего такого особенного не было, Грета. Только почему-то очень устала. Видимо, мне не по возрасту болтаться неизвестно где целую ночь напролет.

– Зря на себя не наговаривай, ты такая совсем молодая. Я только как-то не успела тебя проинформировать, что эти три наши веселые и несравненные девушки постоянно сидят на ситалопраме, причем в самых лошадиных дозах. Ты, надеюсь, в курсе побочного эффекта подобной терапии? Нет, по твоим глазам вижу, что не в курсе. Так вот, они желают секса и только секса каждую текущую секунду своего существования и думают исключительно лишь об этом. Врачи, кстати, пробовали их перевести на другие виды антидепрессантов, на тот же толбун хотя бы, но никакие другие таблетки их уже не держат. Тогда все трое отчаянно пытаются покончить с собой, причем действуют при этом с необыкновенной, нечеловеческой изобретательностью. Пришлось медперсоналу на все махнуть рукой и смириться, пусть уж лучше будет так.

Я со вкусом позавтракала, съела все свои любимые пирожные и слегка поболтала с Гретой и другими соседями по столу о погоде предстоящей весны и прочей чепухе, однако мне было как-то не совсем по себе, а еще немножечко неудобно перед моей немецкой знакомой. Хотя вот пойди и пойми, отчего вдруг такие чувства?

С приходом настоящей, полноцветной и буйной весны мне, как всегда, стало намного легче, проще и веселее существовать. «Вот теперь-то, стало думаться мне, уж если и придет очередной удар судьбы, я приму его стойко и твердо, это ведь ничего, если все-таки поначалу самую чуточку подберусь и втяну голову в плечи».

Самое большое жизненное удовольствие мне доставляло бесцельное блуждание по живописным окрестностям Аскер Бада. Естественно, что мельница и водопад были мною посещаемы чаще всего. Один только вид монументальных серо-белых валунов, из которых людьми ли или же самой природой были сложены широченные каменные пороги, по которым с торжественным, свободным и гордым рыком ниспадали пенно-струйные потоки, рождая во мне благоговейное, полетное и возвышенное чувство.

В самом низу эти веселые потоки, ничуть о том не печалясь, с энтузиазмом разбивались на тысячи цикадами поющих ручейков и с нежным урчанием мягко текли дальше до дружеской встречи друг с другом. И столько щедрой, живой энергии выделял водопад, что, но это понятное дело, прудик, являющийся логическим итогом всего этого великолепия, ничуть не замерзал даже в самую суровую норвежскую зиму.

Удивляло меня лишь то, что сам пруд всегда имел совершенно спокойную, почти зеркально гладкую поверхность, по которой лишь время от времени пробегала трепетная, по-девичьи застенчивая рябь. Далее чуть зеленоватая вода по всему периметру пруда поэтично стекала вниз (невольно мне вспоминались школьные строки: «Фонтан любви, фонтан живой! Принес я в дар тебе две розы. Люблю немолчный говор твой и поэтические слезы. Твоя серебряная пыль меня кропит росою хладной. Ах, лейся, лейся, ключ отрадный. Журчи, журчи свою мне быль!»), а уже внизу она превращалась в весьма бурную и своенравную речушку, упрямо несущуюся вперед и вперед по крупным и круглым, как футбольные мячи, камням.

Нет, мне и впрямь не на шутку казалось, что водопад желает рассказать мне некую историю, что-то о насильно выдаваемой за нелюбимого замуж юной крестьянской девушке, но уловить смысл до конца я пока еще не была способна.